Посмотри на меня. Я измучен. Убит. Раздавлен. Зачем я тебе. Вены вскрыты, замотаны скотчем, вся грудь изрезанна ножом.
А ты стоишь рядом. Улыбаешься. Тебе хорошо, когда я кричу. Тебе нравится медленно разрезать лезвием скотч на моих запястьях и «случайно» вонзать его глубже еще на пару миллиметров. Мне повезло, что ты врач. Нет угрозы пореза сухожилий. Мне повезло с тобой. Определенно.
- Хочешь, я прекращу твои мучения, сладкий? – ты медленно проводишь тонким пальчиком по моей шее, а я вздрагиваю…
Чего ты хочешь… Господи… Зачем я тебе…
- Нет… Я хочу тебя… Развяжи…
Резкая пощечина и ты проводишь ладонью по моему члену… Прекрати!.. Терзаешь меня… Кричу от нового оргазма… Уже третьего… Или четвертого… Всего за час ты умудряешься заставить меня кончить столько же раз, сколько я кончал за ночь… Раньше… Без тебя… Четыре года прошло, а я все не привыкну к твоей любви… Ненавижу… Ненавижу тебя, ты слышишь?!...
Кажется, я сказал это вслух… Нет… Не уходи… Не смей снова колоть мне ту дрянь… Я не выдержу больше… Ну нет!...
На ресницах появились слезы…
Вижу в твоих руках тонкий шприц и с ужасом осознаю, что доза в нем увеличилась… Почти в два раза…
Ты не посмеешь… Без подготовки мой организм не выдержит, ты же знаешь… Любимый…
- Прошу, не нужно… Я… Не перенесу…
- Кто из нас врач, мальчик мой? Поверь мне, от инсулина умирают редко. К тому же сестра колола его тебе пару раз на этой неделе. Правда, за счет снотворного, он почти не подействовал… - Он развязал мою руку и медленно провел по ней ваткой… Запах спирта мгновенно впитался в белую кожу… Капля с ватки попала на окровавленное запястье и я выгнулся… Адски больно…
- Успокойся, малыш. Вдохни поглубже, и мы вместе пройдем через небольшое испытание. Я не знаю, выживешь ли ты, но должен же я наказать тебя. Иначе твой поганый рот будет продолжать нести чепуху... А я не намерен этого терпеть, ты же знаешь.
Он медленно выпустил в вену все лекарство и снова привязал мою руку, крепче, чем нужно, стянув ремни на моем запястье… Брызнула кровь… Она запачкала его халат, он снял его и прошелся по кабинету…
- Ждем, мой принц. Через 20 минут посмотрим, что же у нас с тобой будет.
Он мило улыбнулся мне и снова подошел к кушетке. Провел ладонью по моей щеке и медленно коснулся губ своими…
- Ты прекрасен. – Он медленно и безумно глубоко поцеловал меня, поглаживая спутанные волосы своими мягкими пальцами… Не могу спокойно переносить подобные касания… Не могу терпеть его ласки… Пусть даже сквозь такие пытки… С губ срывается робкое:
- Любимый…
А ты смеешься…
- Щенок.
Отходишь и садишься на подоконник…
Солнце уже зашло, но горизонт все еще горит его лучами… Они, как всегда, веселыми зайчиками обнимают твои длинные волосы и над головой будто нимб…
Бред… Началось…
Я медленно прогнулся на кушетке… Теряю чувство реальности происходящего… Теряю нить… Соединяющую меня с тобой… Мир… Мой мир… За что…
Чувствую твои шаги… Шепот:
- Терпи… Тебе же не больно. Я всего лишь дам тебе возможность побывать на пороге. Все будем там, ты же знаешь…
Прогибаюсь, чувствуя твои ладони на своей груди… Теплые… Прогибаюсь, когда начинаешь убирать их и чувствую резкую боль от того, что ты надавил на порезы… Снова они не заживут так, как нужно…
Гладишь влажными от крови руками мое тело… Не хочу чувствовать ничего… Все заполняет страх… Боль…
Так не должно быть… Я знаю… Ты множество раз объяснял, что ты вводишь мне в вены… И как это действует… Но я всегда кричу после инъекций… Мне страшно… Мой мозг рисует самые жуткие образы, начинает казаться, что не остается ничего в этом мире… Что он сжимается до размеров бледной крошечной точки и… Все… Теплая уютная инсулиновая кома…

***

Первое, что чувствую - боль… Снова жив… Снова ты рядом… Читаешь что-то… Я слышу твой голос, но не могу понять, что произносят твои губы… Каждое слово знакомо… Но я не понимаю их… Снова отключаюсь…

***

Седьмой день.

**.**.2004
Я здесь уже седьмой день. Вокруг только белые войлочные стены, стол, прибитый к полу… Стул. Тоже прибитый. Кровати нет, зато есть огромный матрац, на котором удобно лежать. Интересно, за что я здесь?
Интересно, кто я?

Молодой парень, сидящий на подоконнике, медленно стряхнул пепел на пол. В его руках была толстая потрепанная тетрадь и тонкая сигарета, на огонек которой он сейчас смотрел. Вокруг было много кровавых пятен, но его, казалось, это не пугает… Он получал удовольствие, глядя на весь беспорядок, на окровавленное тело на кушетке и свой халат рядом с ним, он прикрывал глаза, вслушиваясь в бред любимого пациента… И тихо нараспев читал текст из тетради, на первой странице котой было выведено аккуратное «Дин Линнис. 2004-….»

Сегодня меня осматривали. Зачем, правда, - не понятно. Зато я хоть немного пообщался с людьми, а не со вспышками света за окном… А до этого я не видел никого. Целых 7 дней… Еду ставили на стол пока я спал. Один поднос на весь день.
А еще эти люди дали мне тетрадь. Просили записывать сюда все, но не уточнили, что значит для них слово «все». Ведь я ничего не помню, им ли не знать. И со мной ничего не происходит. Ничего совсем. Только за окном иногда появляется какой-то человек… Красивый. У него длинные пепельно-русые волосы и он очень… Легкий… Как ветер. Я боюсь смотреть на него долго… Красивый… Самый красивый в мире, но я боюсь его…
Даже не столько его, сколько своего желания обнять и прижаться к его плечу… Может, в той жизни я был… С парнями?.. И именно поэтому я здесь, м?..

Парень услышал громкий стон и нехотя оторвался от тетради…
- Ну что ты кричишь, милый. Я же с тобой. Я читаю тебе про нашу любовь. Ты слышишь?
Он слез с подоконника и, осторожно перешагивая пятна крови, подошел к молодому парню на кушетке. Тело того было испещрено шрамами, на которые сегодня легли новые порезы, а грудь вздымалась порывисто и неровно…
- Как жаль будет, если ты умрешь, мой милый. – Врач осторожно наклонился и чуть прикусил нижнюю губу своего пациента… - Хм… Интересно, а что будет, если заставить тебя кончить в таком состоянии?..
Он медленно положил ладонь на член лежащего без чувств парня… Естественно, реакции не последовало никакой, но доктор не привык к подобному пренебрежению половых органов «любимого» к себе. Он сел на колени, резким рывком раздвинув ноги парня, и наклонился губами к опавшей плоти. Вылизывая ее, он чувствовал, как она твердеет у него во рту, и медленно отстранился.
- Да, хороший мой… Поиграли, я думаю, и хватит.
Он встал, открыл второй шприц. Наполнив его витаминным составом, он медленно отвязал руки и ноги парня и ввел лекарство полностью. Дождавшись резкого крика, он крепко обнял испуганного и почему-то заплаканного почти ребенка… И еле слышно прошептал:
- Мой.

***

Я очнулся у него в руках, ничего не соображая, в жутком возбуждении и со страшной болью в сведенных судорогой мышцах… Принял из его рук стакан с глюкозой, сделал пару глотков и понял, что счастливее меня в этот момент человека быть просто не может… Облегчение, которое я испытал, заставило меня почти выпустить из рук стакан, но мой врач (Боже, как непривычно и неудобно называть его так) придержал его, заставляя меня выпить все до конца…
После он взял меня на руки и отнес в ванную, где смыл с меня все… Было безумно больно… Горячая вода попадала на раны, было очень больно, но я не произнес ни звука…
Он тоже молчал. Я не думаю, что он испытывал что-то в этот момент, кроме… Долга, что ли… Он всегда вытаскивал меня с края и всегда после своих «игр» помогал мне оправиться от них. И, оставляя меня иногда даже больше, чем на месяц, он всегда возвращался снова… И снова играл мной. И снова я умирал, сходя с ума от унижения, боли и страха в его руках.
Как все глупо. Наверное, мне стоит однажды умереть. Не испугаться, не вернуться к нему снова, а умереть.
Чтобы опять и опять не чувствовать себя подстилкой.
Чтобы не шептать: «люблю» тому, кого ненавижу.
Чтобы наконец освободиться от всего!.........
Какая же я тряпка. Зависимый и ненужный никому в этом мире.
Просто цветная тряпка, в которой странно только то, что она умеет разговаривать.

Хорошо быть свободной!

Свободной, но не одинокой...

**

Парень, сидящий на подоконнике, чуть улыбнулся. Медленно слез с него, включил ночник и подошел к большому, синему, уютному и явно слишком большому для него креслу. Сев, он глубоко затянулся, но тихий стук в дверь заставил его, расслабленного, выпрямиться и снова надеть маску холодного безразличия на лицо.
- Алексей. – Дверь приоткрылась… - К тебе можно?
- Ли? Хм. Да. - Парень чуть усмехнулся и встал. – Входи.
Кинув разломанную тонкими пальцами сигарету в хрустальную пепельницу, он снял с себя белый халат врача и медленно расстегнул пуговицы на рубашке.
- Я ждал. – Он скинул ее с себя и подошел к вошедшему, как кошка прильнул к его груди, и медленно провел языком по скуле. – Я очень ждал…
Сильные руки Ли подхватили легкое тело, и поцелуй надолго приговорил комнату к тишине.
Вошедший, парень высокого роста, чуть смуглый, с черными волосами, красивыми, тонкими азиатскими чертами лица, был молод, но выглядел намного старше Алексея.
- Я тоже ждал. – Он разорвал поцелуй и посадил парня на стол. – Ты снова курил. Что-то случилось?
- Нет… Просто захотелось. Неужели ты будешь запрещать?..
Немного развратная улыбка, резкий взмах ресниц, и Алексей лежал на столе, тихо постанывая от легких касаний и таких горячих губ, ласкающих его грудь…
Через пару секунд одежда обоих слетела на пол, в кабинете стало душно и громкие стоны слетали с губ обоих парней…
Вскрик одного… Второго…
Алексей резко оттолкнул любовника и сел на огромном столе. Улыбнулся.
- Иногда… Ты бываешь чересчур нежным… - Он быстро выровнял дыхание и оглянулся, чтобы взглянуть на идеально сложенное накаченное тело… Медленно провел по нему длинными пальцами и остановился на члене. Чуть сжал ладонь.- Давай уедем. – Он убрал руку с порядком возбужденной плоти, встал со стола и подошел к огромному зеркалу. – Давай уедем на море. Я хочу увидеть зимние облака и серые волны.
В зеркале отразилось тело, выточенное будто из слоновой кости… Длинные ноги, ровный и четкий переход линии бедер в талию, изящные руки, резко вычерченные линии ключиц и тонкое, нежно-беззащитное горло, на котором были видны легкие следы губ…
Медленно встав со стола, к нему подошел Ли.
- Ты не бросишь работу. – Легкое, почти незаметное движение и Алексей прижат к холодному зеркалу сильным телом. – Прекрати дразнить меня. Иначе после мы оба пожалеем об этом.
- Я не боюсь. – Алекс холодно усмехнулся и снова резко оттолкнул от себя горячего любовника. – Не прикасайся ко мне. Езжай домой и собирай вещи. И свои, и мои. Завтра я жду тебя утром здесь же. Мне нужно сделать кое-какие распоряжения.

**

Прошло уже два месяца. Ты не появляешься, а мне все сложнее сдерживаться, не орать, не звать тебя. Я кусаю подушку, смотрю в зеркало ночного окна, пытаюсь понять, что случилось с тобой, и не могу.
Уже выпал снег. Уже почти нет солнца днем. Уже почти нет звезд. Только иногда луна дарит мне тепло. Я смотрю на ее свет и вижу твои глаза. Прекрасные. Мягкие. Любимые.
Да, именно в разлуке понимаешь, что любишь. По-настоящему. До смертельного оцепенения, до жестоких небесных слез. Я бы убил мир, убил каждого в нем, лишь бы снова вернуть наш Сентябрь. Только тогда я был счастлив. Только тогда я был по-настоящему мертв. Это больно. Но это смерть в твоих объятиях. Смерть, желаннее которой нет ничего.
Мне больше не колют ни успокоительных, ни каких-либо других лекарств. Кажется, обо мне все забыли. Я не видел почти никого уже два месяца, еда снова появляется на столе, когда я сплю. Молоденькая сестра провожает меня до душевой, ждет, пока я выйду, провожает до моей палаты, закрывает дверь и уходит. Ни слова с ней. Ни слова ни с одним из людей. Пусть последнее, что сказали мои губы, будет только для тебя. Только тебе. Мое «люблю». Пусть в спину, но я знаю, ты услышал…
Я мог бы ударить эту девушку, мог бы убить ее, мог бы попытаться сбежать. У меня бы получилось, я знаю. Знаю, но не могу. Я жду тебя.
Жду, пытаясь понять, что случилось, уже месяц. Первые 30 дней, я думал о том, что что-то не так со мной. Думал, почему именно меня ты выбрал себе в игрушки, почему именно со мной все так происходит. И спрашивал Бога, за что.
Я лечил раны и, по мере того, как они затягивались, понимал, что есть за что. Иначе быть не может.
Я не помню своего прошлого. Не знаю своего будущего. Живу секундой. Секундой, названной твоим именем. Секундой – для тебя.
Я вижу в окне наш парк. Листьев нет… Ничего не осталось. С того момента нет ничего. Только я. Задыхающийся в одиночестве. Без тебя…
Однажды дверь откроется, я уверен. Снова войдешь ты. Снова проведешь ладонью по моей груди, снова поцелуешь… Снова легкий привкус сигарет и кофе на твоих губах расскажут мне о твоем образе жизни, о твоих проблемах… О тебе.
Ты сумасшедший. Я не такой, как ты, но я тоже… Не в себе. Ты никогда не рассказывал, за что я здесь. Просто сказал однажды: «Если ты здесь, значит, так нужно». Я успокоился. Я доверяю тебе.
Черт. Бред полный. И ручка почти закончилась… А попросить новую я не могу…
Я люблю тебя… Люблю тебя, помни. Ненормальный ты мой…
Ненавижу!!!

**

Меня перевели в общую палату… В сектор под названием «Для всех». Как же они здесь ненавидят меня. К ним редко попадает кто-то из частного сектора, но если попадает, то не стоит надеяться, что к нему отнесутся хоть сколько-нибудь положительно. Все, похоже, знали, откуда на моем теле огромное количество шрамов и порезов, все видели, что я был его игрушкой, и отношение ко мне было соответствующим… Правда, некоторые пытались как-то заступиться… Но никто не оставался равнодушным. Только один парень, почти ребенок, не обращал внимания ни на кого вокруг. У него был мутные глаза, совершенно замкнутый взгляд и, не знаю, чем, но он напомнил мне меня. Его звали Никандр.
Меня, в отличие от остальных, никогда не водят на процедуры, мне не дают таблетки и не пускают гулять. В палате нас пятеро. Трое мужчин уходят ранним утром и приходят после отбоя. Мы с этим парнем остаемся почти всегда одни. И, думаю, болеем тоже вместе одним и тем же. Тобой, мой милый.
Двери в палате нет, есть только пять кроватей и подоконник. Окно зарешечено. Все почти как в моей бывшей комнате. Только холоднее. Нет совершенно никакого спокойствия, нет отгороженного от мира сознания… Нет ничего. Только этот парень с глазами цвета осеннего тумана. Ник…

**

Я так и не говорю ни с кем. Я жду тебя. Я не знаю, что мне делать, мой любимый. Где ты… Холодно… Без тебя…

**

Была уже поздняя ночь. Двое парней сидели на одной кровати, прижавшись друг к другу. Темноволосые, худые, они смотрели друг другу в глаза и не обращали никакого внимания на слезы, медленно чертящие соленые дорожки на их лицах…
Двое санитаров, наблюдавших за этой палатой, имели четкое указание по поводу того, что делать, если эти парни внезапно сблизятся. И этим указанием было: «Запомните, что и когда они делали вместе. Отчет мне на стол. И еще. Ни один чтобы не посмел коснуться ни того, ни другого. Иначе я очень и очень разозлюсь».
В палате раздался смех и двое совсем еще детей крепче прижались друг к другу…
- Я Дин…
- А я Ник. – Улыбка и мягкие губы случайно коснулись других…
Дети просто сидели слишком близко...
Медленный, сладкий, полный нежной ласки поцелуй стал для обоих неожиданностью, но настолько приятной, что ни тот, ни другой не посмели его разорвать… Через несколько минут, глубоко дыша, они лежали на узкой кровати, обнявшись под теплым одеялом и глядя друг другу в глаза близко-близко…
- Сколько тебе, Ник?.. – Шепотом… Чтобы никто не услышал…
Легкий поцелуй… И еще один… И еще… Семнадцать легких касаний, выжидательная улыбка и немой вопрос: понял?...
Дин засмеялся…
- Совсем малыш… - Он медленно провел ладонью по щеке милого ребенка, глаза которого сверкали каким-то скрытым счастьем и торжеством… - Крошечный и светлый.
Они оба засмеялись… Прозвучал шепот:
- Мне хорошо с тобой…
Почти в унисон… Почти влюбленные, глядя в глаза друг другу, они видели лишь отражение звезд, боль прошлого и радость… Уютную радость бытия…
Радость, подареннаю им ровно на 10 дней.

**

У меня забрали Ника! Нет! Нет, черт бы вас всех побрал!
Я умоляю… Нет… Совсем скоро новый год… Я так… Хочу, чтобы он был рядом… Я его так… Так…
Дрожу от слез, вжимаясь в нашу подушку, все еще ощущая в руках тепло его тела… Дрожу и ору… Плачу…
- НИК!!!
Резкий удар по позвоночнику… Очередной всхлип перерастает в крик боли, и я переворачиваюсь на спину…
Ты…
- Я. Не ожидал уже увидеть свою любовь? – Резкий удар по лицу… Ладонью… Наотмашь… - Вот так ты, значит, хочешь быть со мной? – Снова удар… Поднимаешь меня за волосы и смотришь в глаза…
- Ненавижу!!! – Резко отталкиваю твою руку и снова обнимаю подушку… Будто она может подарить еще хоть частичку тепла Ника… Мой хороший… Маленький мальчик…
Хрипло шепчу его имя и снова содрогаюсь от удара…
Стаскиваешь меня на пол…
Удар по ребрам, но он приходится в подушку… Садишься передо мной на колени… Вырываешь ее у меня из рук и кидаешь санитару.
- Сжечь. Немедленно.
Смотришь в глаза, полные слез, и легко поднимаешься на ноги. Медленно, методично бьешь в живот… В грудь… Ребра целы, но… Воздуха нет… Солнечное сплетение…
Короткая потеря сознание и снова вспышка боли…
Открываю глаза… А ты, даже не запыхавшись, четко и ясно говоришь:
- В рубашку. В прежнюю палату. Три дня без еды, только на таблетках. Трижды в день на шоковую терапию, дважды - стимуляция сердца. Постоянно держать в сознании. Без быстрого сна. Он не должен увидеть ни одного сновидения за эти 48 часов. И никаких инсулиновых инъекций. Не убейте его. Он мне нужен. – Ледяной взгляд и страшная усмешка… Господи… Что-то будет… - И, да, детка. – Вздрагиваю… - Есть последнее желание по поводу Никандра?
Ники… Мой…
Снова срываюсь на крик… Ты делаешь шаг к двери и я тут же замолкаю… Тяжело дышу… Вот он, шанс спасти моего мальчика… Ты всегда исполнял мои желания… Всегда знал, чего я хочу, знал ,что предложить в тот или иной момент… Знал, какую цену я способен заплатить и брал по максимуму... Но не больше…
Сейчас я готов отдать жизнь. И ты это знаешь.
- Отпусти его. Алекс, любимый… Отпусти… Его… - Голос срывается и я понимаю, что проиграл. Еще не знаю, в чем, но проиграл… Вижу твои глаза и усмешку, и внутри холодеет от страха, боли и отчаяния…
Проиграл…
- Отпустим вместе. Ты и я. Через пару дней мы снова будем вместе, мой принц, и все будет снова хорошо. – Легко откидываешь волосы назад и, выходя, бросаешь: - Запомни.
Содрогаюсь от этих слов…
У моего «отпусти» много значений…
Приговор…
И я сам… Подписал его Нику…

**

Разряды прошибали тело, раз за разом убивая желание не то что дышать… Жить…
Орал… Сначала орал, а теперь, похоже, нет ничего в горле, кроме кровавой каши из связок, жил, таблеток, а в зубах зажата пластиковая палка… Хочу умереть…
Это так легко… Отпустить себя… Забыть мир… Забыть обо всем и не чувствовать больше этой чудовищной боли… И физической, и моральной…
Но мне нельзя… Я обязан выдержать…
Ник…
Он ждет меня, я уверен…
Я не позволю себе… Нет… Я не думаю о том, что ты можешь убить его… Не думаю, не думаю, не думаю…
Не думаю, ясно тебе?!
Он тоже был твоей игрушкой… Ты не убиваешь таких, как мы… Ты не можешь! Не смеешь!
Из горла вырывается бессильный хрип, дрожу от холодной воды, от последствий тока, прошедшего по всему телу…
Ник…
Ник…
НИК!!!

**

- Осталось всего пару часов, Дин. Терпите.
Спать хотелось безумно. Я закрывал глаза, я расслаблялся, я засыпал… И тут же прохладная ладонь медсестры… Такая нежная, красивая… Била меня по щекам. Больно. Жестоко. Нисколько не церемонясь. Ее яркие зеленые глаза напоминали мне весну… Буйство новорожденных листьев под майским ветром…
Я думал об этом и снова, снова, снова засыпал… И снова она ударяла меня…
- Примите еще таблетку? – Нотка заботы в голосе?.. Хм… Не может быть. Показалось…
Мотаю головой… Горло так и не пришло в рабочее состояние…
- Дин, еще две таблетки и вы не захотите спать ровно 15 часов. Я понимаю, Ваш организм измотан, еще некоторое время без сна и… - «…И мое сердце не выдержит. Ну, шлюха, договаривай.» - И Вам придется проходить реабилитацию гораздо дольше. Но оно того стоит. Поверьте, Дин, если вы заснете там… Куда вас уведут через… 32 минуты, я не думаю, что Вы вообще вернетесь… Когда-нибудь… - Слова даются девочке с трудом…
Идиотка. Теперь и она не вернется. Я уверен, уж где-где, а в моей палате точно присутствует пара тройка микрофонов. «На случай, если вдруг», как повторял Алекс.
Но она права. Если там я вдруг вырублюсь, Ник… Не сможет уйти. Мне-то уже плевать. Четыре года с ним научили мое тело выносить пытки и похлеще… Но Ника я убить не позволю. И плевать, что этими двумя таблетками я кончаю свой организм.
Плевать.
Приоткрываю губы и с них срывается хрип… Правильно понимает…
Глоток воды… Еще один… Первая таблетка… Вторая…
Вот и все… Захлебываюсь последними каплями, и она привычно резким движением нажимает на грудь…
Вот и все.

**

Огромная комната… Кушетка… Угловатое тело мальчика на ней со следами спермы на бедрах… Спермы и крови…
Алекс… Безупречен. Белая шелковая блуза, узкие джинсы, безупречно белый халат и полуулыбка на лице…
Бог. Мой… Бог…
Падаю на колени…
Ноги не держат, но в голове ясно как никогда.
- Я слышал, ты сорвал голос?.. – Он шагнул к мальчику и медленно перевернул его тело на кушетке на спину.
Я кивнул, зачарованно глядя на то, что было всего три дня назад моим… Тело, испещренное мелкими шрамами, измазанное сизыми пятнами синяков, тело совсем ребенка… Тело, которое я любил… Тело… Возбужденного ребенка…
Это было ударом. Из груди будто выпустили весь воздух, и я оперся ладонями о пол, услышав тихое, быстрое дыхание и выдох: «Любимый… Больно…».
Мысли медленно, так же, как воздух, уходили из головы, я лег на пол и сжался…
Смех Алекса… Желчный, едкий, полный издевательства и пренебрежительной ненависти…
Лед сковал все внутри. Хотелось кричать. Выплеснуть всю свою боль, выкинуть ее из себя, убить, оттолкнуть…
Ненависть заполонила разум, после сменилась болью… Следом – любовью… И снова вернулась тихой, холодной, отрезвляющей волной…
Так бывает. Никто не идеален. Никто не способен любить двоих. Я знал это. Но почему-то был уверен в Нике. Почему-то именно его чистота, легкость, простота, свет, жизнь… Именно это заставили меня доверять и создать себе, придумать, поверить в иллюзию любви.
А сам я любил только тебя.
Как и он.
Холодную статую, сотканную нитями мироздания, чтобы… Чтобы… Любить… Чтобы приклоняться перед тобой, чтобы поклоняться тебе, чтобы жить тобой, твоими глазами, твоей жизнью, чтобы верить тебе, умирать от твоей руки и испытывать тупое, полное безрассудного, сумасшедшего, жестокого счастья удовлетворение…
Как же я ненавижу тебя…
- Свяжите его. Привяжите к стене, и пусть смотрит, что я сделаю с его игрушечным мальчиком. Пусть порадуется бесплатному порно…
Смех…
Не сопротивляюсь. Податливо прогибаюсь в аккуратных ладонях санитара… Он нежен. Непривычно. Видимо, я нравлюсь ему. Что ж. Хоть кому-то…
Поднимаю руки, насаживая узел веревки на крюк в стене. Теперь я как Иисус. Сравнение глупое. Богохульственное. Но правдоподобное. Руки связанны между собой, привязаны высоко над головой, с тела сорвана одежда, глаза чистые, голубые, а волосы разметались по плечам… Взгляд Алекса дает понять, что я прекрасен. В его видении мира, конечно.
Смотрю на то, как он засучил рукава. На лезвие, блеснувшее в свете тусклой лампы, и не верю глазам.
Если он просто попробует сделать с Ником что-то, что терпел я… Нет!
Снова хрип пополам с кровью… Сплевываю и все же нахожу силы прошептать:
- Не… Смей…
Задыхаюсь кашлем… Горло и легкие раздирает боль, но какое это имеет значение… Мой кошмар… Повторяется… С Ником…

**

Через четыре часа от мальчика не осталось почти ничего. С ним доктор был жестче. Избитое ранее тело, сейчас походило на кровавую массу, а лезвие, руки, халат и блуза Алекса напоминали наряд мясника. Он был залит кровью, глаза горели тусклым огнем, а изо рта изредка вырывался стон… Сдерживаемое хриплое дыхание давало понять, как он возбужден, но все чувства, казалось, были под контролем, так как голос его был чист и спокоен, когда он обернулся к парню, беззвучно рыдающему у стены.
- Хочешь отпустить его?.. – Легкая, чистая улыбка и пара шагов… Алекс приблизился к Дину и медленно провел лезвием от щеки вниз… К горлу… - Хочешь, чтобы я прекратил делать ему больно? Ведь он еще жив. Он жив, он слышит нас сейчас. Хочешь, мы отпустим его с тобой?
Резкий росчерк лезвием на груди и кровь по обнаженному телу… Легкий поцелуй врача в соленые, искусанные, пухлые губы…
Кивок Дина… Его улыбка и такой же дикий, сумасшедший блеск в глазах.
Алекс рассмеялся…
Новый взмах лезвием. Веревки упали на пол, и он поддержал слабое тело парня. Вложил в его руку нож, и они вместе подошли к телу ребенка.
- Давай.
Врач сделал шаг назад… Дин взглянул туда, где ранее было лицо мальчика, а сейчас - всего лишь окровавленная маска…
Кукла… Кукольные веки, единственное не израненное место, приоткрылись, и чистые глаза встретились с мутным взглядом сумасшедшего.
- Больно… Не будет… - Хрипло, но понятно.
Улыбка.
Взмах…
Лезвие вошло тихо, почти без звука.
Вот и все…
Смех двоих расколол секунду тишины…
Теперь они по-настоящему вместе…
Доктор и пациент…
Обнявшись, они стояли и долго, страстно, будто бы первый и последний раз в жизни целовались…
Влюбленные… Рядом с телом мальчика… Связанные его кровью…
Навсегда вместе…
Навсегда в своем Сентябре.

True happy end.

Хорошо быть свободной!

Свободной, но не одинокой...

Очень и очень...

но стерва...