То время, как мы были вдвоем,
Лишь только ты и я, и никто
Не смел нам помешать... ~Raito~
Почему, почему же перед смертью я вспоминаю его лицо? То, как он неумело робко улыбается, как светлеет его лицо в этот миг. Почему вспоминаю, как он исподлобья смотрит на всех, его растянутый белый свитер, растрепанные черные волосы? Почему я вспоминаю L?
Почему сейчас, закрывая глаза, я вижу перед собой лицо отца, а представляю, что это Рюдзаки держит меня на коленях, обнимает за шею, исподлобья смотрит на всех, приказывая не подходить? Почему я представляю, что это его слезы катятся по моим щекам? Почему не могу думать ни о ком, кроме него - ни о Сайю, ни об отце, ни о Мисе... Лишь L и воспоминания о нем...
...Испуганно смотрит на меня - впервые вижу его страх, то, что он не знает, что сделать. Темные тени залегли под глазами, волосы всклочены больше обычного, тонкие пальцы цепляются за мои плечи, а я прижимаю его к стене и крепко целую в сладкие от леденца губы...
...Смотрим друг на друга, а руки сражаются - переставляют шахматные фигурки.
Что за этими черными зрачками, L? Что, скажи мне?
Но он молчит, во рту неизменная сладость - на этот раз плитка шоколада, и лишь глаза и манят, и пугают одновременно...
...Выгибается на диване. Слишком хрупкое тело для двадцати лет. Сколько тебе лет на самом деле, L?
Рвущийся шепот, и попытка отстраниться, но нет, я не пущу - слишком долго ждал. Так мучительно краснеет - я у тебя самый-самый первый, да? Не бойся...
...Голова наклонена вперед, почти утыкается лбом в колени, кончик большого пальца упирается в тонко очерченные губы, недвижен, и, кажется, что умер... Но нет. Грудь чуть-чуть вздымается, а правая рука с плиткой шоколада подрагивает.
В штабе никого, так что я могу позволить себе обнять его...
Черррт... Сердце слишком... слишком медленно стучит... Не могу больше...
L... Знаю, что никогда... не услышу... это... в ответ...
L... Я... тебя... люб... лю.
~L~
Шахматы - фиолетовые и белые. Я помню, я - свет, а ты, Райто - тьма... Я помню, яростные столкновения взглядов, а шахматы лениво переставляются руками...
Почему-то я всегда ел сладкое, наверное, пытался заесть им свою горечь, одиночество.
Райто... Ты был Кирой... И был единственным, кто, наверное, меня любил. Если любил. Узнать я это уже никогда не смогу - тебя нет в живых, а я доживаю свои последние полчаса.
Вот твой отец передо мной, а мне стыдно в глаза ему посмотреть - я готов расплакаться, как мальчишка, из-за меня погибло столько людей, я не спас Райто... Не смог спасти. Одна твоя личность убила другую - Кира убил Райто.
А мое сердце согласилось с разумом только в конце... В самом конце.
-Мое время выходит... оставьте меня, пожалуйста, одного, - накоец поднимаю на него глаза. Перестаньте что-то говорить, я все равно вас не слышу, - Я не знаю, что такое родители, но мне кажется, что вы, Господин Ягами, были прекрасным отцом.
Да, и я научился улыбаться, Райто. Это, оказывается, легко. Особенно, когда делаешь это искренне.
-Прощайте, господин Ягами... И спасибо вам за все...
А теперь уйдите, иначе я не выдержу, и слезы потекут по улыбке.
Твой отец уходит, а я снова утыкаюсь взглядом в шахматы. Шоколад привычно тает во рту, но я не чувствую его вкус. И сердце стучит медленно-медленно... Все.
***
Рука с плиткой надкушенного шоколада упала на диван рядом с фотогрфиями Ватари и... Райто.