* * *

Хозяина квартиры держали взаперти. Уже три дня он не появлялся на работе. Его неторопливо покусывали новые квартиранты Марсель и Эми – вампиры-нелегалы из Америки. Они сбежали в Лондон от преследователей. За ними гналась обворованная ими банда вампиров-наркоторговцев. Главарь банды Джо-Мясник привлек на помощь вампира-профессионального киллера по кличке Жнец. Инициированная Марселем вампирша, которая не просила его об инициации, тоже жаждала воткнуть ему осиновый кол. И, наконец, магляцкие копы объявили Марселя и Эми во всеамериканский розыск – за убийства с вампиризмом и угон машины.

В понедельник вечером Сигнус увидел их на Дрян-аллее. Вампиры блуждали по магазинам. Сигнус заскочил за ними в ведьмоптеку, потолкался у прилавка, а потом проводил вампиров к выходу в маглятник. Выскочив следом за вурдалаками на магляцкую улицу, Сигнус заметил, что одноглазый нервно оглянулся на него, и притворился, будто ему совсем в другую сторону. Пока петлял по подворотням, потерял вампиров.

* * *

В клуб «Блудный кот» собирались готы – печальные служители боли, которые проводят заседания на кладбищах, а мгновенную мучительную смерть считают наивысшим благом. На танцполе мелькали крашеные черные космы, кожаные ремни с садо-мазо-торчащими пряжками, руки в шипастых браслетах, колготки в сеточку, черные плащи развевались, как крылья летучих мышей, черепа скалились с черных футболок, и Билли Коул восторженно глазел на разодетых в пух и прах рокеров.
Билли пришел один. Его брат Томми не интересовался готикой, а одноклассников родители не отпустили ночью в маглятник.
В клуб вошли волосатик в кожаном плаще, с замотанным черной тряпкой глазом, и рыжая стриженая девица. С первого взгляда Биллу показалось, что это пара, но перекинувшись парой слов, одноглазый и рыжая разбрелись по противоположным углам клуба. Мужик не танцевал. Он, жутко ухмыляясь, приставал к девушкам. Готки шарахались от одноглазого кавалера.
Тусовавшиеся у барной стойки готы развернулись к сцене передом – материализовалась рок-группа. Некоторые готки кинулись к сцене и замахали руками, приветствуя музыкантов, с которыми они, видимо, были лично знакомы. Солист в устрашающем макияже затряс волосами. Билли извивался в театре причудливых теней, отбрасываемых прожекторами на танцпол. Хрупкий, изящный, даже женственный мальчик, кареглазый крашеный брюнет с локонами ниже плеч, привлек внимание рыжей стриженой девицы старше лет на восемь.
– Хорошо танцуешь, – сказала она, подплывая к Биллу и кладя руки ему на плечи. – Не стесняйся, – добавила рыжая, согревая блудливым взглядом офонаревшего Билла. – Потанцуй со мной.
– Меня зовут Билл. – сглотнул подросток и неуверенно положил руки на талию девицы.
– Эми. – подмигнула она. – Ты пьешь? – спросила, косясь на барную стойку.
– Нет...
– А надо. Пойдем пива выпьем.
Одноглазый поймал взглядом направляющуюся к барной стойке пару и жутко ухмыльнулся.
– А ты не с ним пришла? – спросил Билли.
– Я сама по себе.
Сжимая в объятиях прохладное тело Эми, Билли топтался на танцполе, не заметив смену выступающих групп. У него кружилась голова, не от бокала пива, конечно, а от близости улыбающейся ему взрослой женщины. По клубу поплыл тяжелый, пряный, медово-липкий аромат благовоний, в углах зажглись свечи.
Готы поприветствовали новую группу криками и аплодисментами. От предыдущих артистов певуны отличались тем, что притащили две виолончели, усадили двух лохматых готок в черных платьях до пола, и виолончелистки завозили смычками по струнам, как кошку мучали. Солист и гитарист встали спина к спине, певец ударил медиатором по струнам. Танцовщица в белом саване, извиваясь под музыку, баюкала куклу-младенца, прижимая к груди и целуя, а потом вытащила кинжал и пырнула пластмассового младенчика. Красная краска брызнула на саван готки. Танцовщица отшвырнула куклешку и присела, воздев руки и закатывая глаза.
– Нудная музыка, – сказала Эми. – Пойдем на улицу, подышим воздухом.
Охранники на входе проверили у Билли и Эми флаеры, нарисовали им фломастерами на руках знак, позволяющий вернуться на концерт.
В стороне от фонарей рыжая затащила Билли в подворотню.
– Ты уже целовался? – спросила Эми.
– Да.
– С малолетками в школе? – хмыкнула рыжая. Билли вздрогнул всем телом.
Эми железными пальцами впилась в голову Билла за ушами и приподняла, отворачивая, его лицо. Билл подставил губы, широко открыв глаза, но вместо поцелуя рыжая прокусила ему шею и, присосавшись, начала пить кровь.
Сам укус – немного больно, но когда заструилась кровь, Билли уже не чувствовал ни боли, ни страха, ни отвращения. Он смотрел в ночное небо, звезды пульсировали на фиолетовом бархате, как рассыпавшиеся жемчужинки порванного ожерелья.
– Оставь мне, – прошипел хриплый голос. Вампирша послушно выпустила Билли, и шею резанула вспышка боли. Одноглазый волосатик, которого Билли видел в клубе, придавил подростка к стене и принялся жадно сосать кровь.
– Круцио!

* * *

Лохматый Билли шел за хлебом. Прохожие косились на него, громогласно обсуждая, мальчик это или девочка. Внезапно окружающий мир померк. Билли больше не слышал шума улицы, ему хотелось только одного – повернуть и идти дворами, как будто направление ему диктовал издалека кто-то сильнее его. Билли машинально сунул руку в карман и сжал похолодевшими пальцами шарик.
Вздрогнув от ожога, Сигнус отложил газету. Кулон на его шее – мутноватый шарик, оттенки которого менялись от чёрного до ярко-алого, вдруг нагрелся до кипятка, опалив грудь. За верстаком зомби, при жизни мракоборец, уже час тесал острый осиновый кол.
Сигнус вытянул цепочку. Шарик приобретал то багряный цвет, то бордовый, то кроваво-красный.
– Акцио! – осиновый кол выпрыгнул из рук зомби. Сигнус сжал горячий шарик-портал и, расщепившись на молекулы, секунду летел, после чего материализовался в грязном дворике. Девятиэтажки таращились слепыми окнами. По дворику брел Билли. Сигнус сделал шаг, схватил подростка за рукав:
– Зов? – заглянул в пустые глаза Билли, и Сигнуса передернуло. Билли не ответил – только кивнул и продолжал безмолвно брести, повесив лохматую голову.
– Вампирский вариант Раболепного сглаза. – пробормотал некромант.

В частном секторе не было асфальта, проехавшая машина взбила густую пыль покрывавшего дорогу граншлака с ближайшего химзавода. Из-за редких деревянных заборов-частоколов выглядывали серые и белые одноэтажные дома, некоторые – с чердачком. Напротив колосились грядки на окультуренном предприимчивыми огородниками лугу. Единственный на улочке двухэтажный кирпичный дом прятался за кирпичной оградой.
В конце улицы, рядом с загазованной магистралью, пустел деревянный дом. Крыша левого флигеля давно рухнула, и гнилые доски торчали над кустом шиповника. Черное окно скалилось зубъями выбитых стекол, ветер колыхал густую паутину, оплетавшую осколки.

* * *

– ...И воткнул им осиновый кол. Старое испытанное средство.
Окончив свой рассказ, Сигнус откинулся на стуле и закурил.
Альбина комкала в руке платок, смотря через плечо Сигнуса. Они сидели в баре «Зенон» на деревянных скамейках в форме пивных бочек, из стола торчали три крана – пиво белое, пиво красное, пиво темное, а над каждым краником помещался счетчик выпитого.
Рассказав о расправе над вампирами – мести за любимую, Сигнус напрашивался на благодарность. Он протянул руку и ущипнул Альбину за щеку.
Нравился ли ей Сигнус? Иногда он казался ей вальяжным, спокойным и уверенным в своей силе, даже неотразимым. Зеленые глаза-омуты затягивали и топили сознание. Если бы она не знала, какие черти водятся в этом тихом омуте. Если бы не знать, что эта рука – безжалостная сталь, эти нервы – колючая проволока, это сердце – часовой механизм. Если бы не знать, что Сигнусу срочно нужно жениться, чтоб она растила двух его маленьких детей. И он отомстил за нее грабителям-вампирам, чтобы привязать ее к себе благодарностью. Принес ей череп одноглазого. Подвиг совершил, называется.

Молния раскаленной вспышкой разрезала небо, как полоснула бритвой по темной вене. Капли горошинами забренчали по струнам замершей ночи. Сигнус протянул руку, на ладонь больно шлепнулась градина.
Он аппарировал, держа Альбину за руку.
Серый дом мокрым вороном сгорбился под ударами стихии. Разупокоенный скелет магла с поклоном отворил ржавый засов, впуская некроманта и его гостью. Душа старого дома металась сквозняком по полу, хлопала дверями, глазела бельмами окон, разевала дверной рот, чесала струпья потемневших обоев, кряхтела рассыхающимися деревянными суставами. Дом ухал, как разбуженный филин, вспомнивший, что в глубине души он дикая ночная птица. Распущенные волосы Альбины мерцали, как шаровая молния, залетевшая в комнату и мечущаяся в поисках жертвы, подлежащей сожжению. Черные рукава Сигнуса, словно летучие мыши, свитой носились за молнией.
Ее первый поцелуй был легкий и насмешливый, словно его губ коснулись крылья бабочки. Второй – глубокий и тяжелый, как цунами, рухнувшее на Сигнуса толщей воды – так, что в глазах потемнело, он провалился во мрак, и только яркая вспышка Альбины сверкнула в сумерках его разума.
Тучи разошлись, выглянула луна. Сигнус протянул руку, намотал на палец мерцающие расплавленным золотом пряди. Лунный свет запутался в золотой сетке и кристаллизовался на извивах-сплетеньях переливающейся нити. Сигнус потрогал округлое плечо, поправил упавшую розовую бретельку.
Из кровати, между Сигнусом и Альбиной, выскочило привидение миссис Розье, взмыло в воздух и завопило:
– Ты здесь, проклятый Казанова? Уже новую девку приволок?
– Заткнись! – крикнул Сигнус. Привидение продолжало визжать на монотонной, высокой ноте:
– Беги из этого дома, девочка! Твой новый мужчина давно уже мертв, разрежь пополам – не будет крови, посыпется труха! Он сведет тебя в гроб, как мою дочь. Зомбирует и будет жить с твоим трупом!
Альбина заткнула уши, с ужасом и мольбой глядя на Сигнуса.
– О чем она говорит? Какая дочь?
– Это моя теща. Мать покойной жены...
– Что значит – «свел в гроб»?
– Убийцы в белых халатах вкололи моей жене столько лекарств, что она не выдержала...
Привидение тещи описало круг почета по спальне, порхая полупрозрачным телом, как огромная ночная бабочка. Подлетело к Альбине, наполовину просочилось сквозь нее – голова привидения торчала у Альбины из груди и визжала:
– Он убъет тебя, как убил меня. И-и-и-и-и-и!
Пронзенная привидением Альбина вздрогнула всем телом, отшатнувшись назад – не от боли, а от отвращения, пытаясь стряхнуть привидение. Старуха зажала Альбине глаза – отсветы призрачных рук не затемняли лунный свет, преломляя лунные лучи сквозь полупрозрачные пальцы, словно сквозь тающие сосульки, причудливо изогнутой призмой.
– Жизни вам не будет! – крикнуло привидение и, крутясь спиралью, вонзилось в потолок и пропало.

Сигнус женился на Альбине. И вскоре она узнала, как можно зарабатывать деньги с помощью некромантии.
Сигнус и не думал устраиваться на работу. Он вытаскивал из могил зомби и приказывал: «Иди домой и принеси мне все деньги». Маглы при виде умершего родственника падали с инфарктом, крестились, нанимали монаха освятить дом.
Сигнус днем отсыпался, ночью активизировался. Его прокуренный кабинет и от года в год пополняющаяся некромантская библиотека не знали дневного света. Сигнус жил в тишине и полумраке, не зная, который сейчас час и даже дата. Времени для него не существовало. Он мог целыми днями не есть, только пить чаек и курить. Иногда Альбина не видела его сутками – он запирался в кабинете, и тогда она думала, что ее муж – несносный тихоня в состоянии неизлечимой, беспросветной, аутичной депрессии. Его пустота, как серые сгустки леденящего тумана, имя которым – холод, пустота, апатия, скука, депрессон, ступор, сплин. Она успела забыть, какие черти водятся в этом тихом омуте, и в один солнечный день сказала Сигнусу всё, что о нем думает. Тогда он взглянул на нее, как на умалишенную, и Альбина содрогнулась – один только взгляд мужа унизил ее, растоптал в грязь. Сигнус развернулся и ушел.
Солнечный свет резанул глаза. Сигнус, привыкший к ночи, вызвал заклинанием Акцио из дома темные очки и аппарировал.

Перво-наперво Билли было нужно научиться сканировать. Он никогда не слышал, как вычерчивать графическую направляющую потоков магии – нужно было учитывать фазу луны, угол падения луча в определенное время, параметры артефактов и поле помещения. Целая наука. У Билла ум за разум зашел, когда Сигнус заставил выучить наизусть все наборы измерений магических полей, приведенных в «Расчетах некроманта».
– Этому не научат в твоем Хафлпафе, – дразнился Сигнус, – это тебе не палкой махать и Ступефаем маглов с ног сбивать.
Только создание и закрепление охранного купола было похоже на выставление щитов – «стихийного» против цунами и урагана, и «палладиума» против темных проклятий, которым учил Дамблдор (он преподавал защиту от темной магии и спецкурс заклинателя погоды).
– А ты думал, – фыркал Блэк, – сразу на кладбище, зомби поднимать? Если сразу – тут два варианта: или у тебя ничего не получится, или ты погибнешь.

– Зачем тебе ученик? – говорила Альбина. – У тебя две дочки. Подрастут – им передашь.
– Некромантия – не женское дело.

Незаметно подкралась осень. К первому сентября – дню рождения Билла и отъезду в Хогвартс – Сигнус вручил воспитаннику зажигалку. Билли не курил, это был портал к дому Блэков. Билли должен был являться к учителю три раза в неделю.
Первое сентября выпало на субботу. Утром третьего числа Билли должен был отбыть в Хог. Так что свое шестнадцатилетие он отмечал в маглятнике – дед уступил молодежи свою квартиру, а сам перебрался к родителям близнецов.
Собрались преимущественно знакомые Билли из Хафлпафа и Гриффиндора. Томми со своими маглами оказались в меньшинстве. Громыхала музыка. Стол ломился просроченными яствами из супермаркета, где работала миссис Коул. Маглы сбегали за пивом, виски, вином, портвейном... Томми сам выпил только полбокала пивасика, зато старательно подливал Биллу всех напитков по очереди.

Пора было ставить в известность родителей Билли – что нужно уплатить гонорар за репетиторство. Но Билл куда-то пропал. Не дождавшись вероломного ученика, Сигнус позвонил Коулам. Ответил звонкий голосок.
– Билли...
– Я Томми. Билли умер.
– Как???
Первой мыслью Сигнуса было – ДТП. Лихач-водила задавил на перекрестке.
– Он зарезался, – всхлипнул Том. – Вчера похоронили...
– Где?
– На Кроссовер-грейвьярд.

Трупик Билли – юный, бледный, хрупкий, затянутый в черное, поднялся из гроба, как фарфоровая кукла, бессильные руки мотались. Пустые безжизненные глаза казались черными безднами на бескровной, заострившейся мордахе. Его пушистый ирокез казался черными крыльями ангела. Ангел смерти над разрытой могилой.
Сигнус спросил:
– Как ты умер?
И зомби запел песню:
– На дне рожденья много пили, и пьяный Билл свалился с ног. А Том бесчувственное тело в санузел молча поволок. Неаккуратно брата в ванну засунул из последних сил, после двадцатого стакана удара не заметил Билл. Упругим кляпом полотенце в рот брату Томми запихнул. Хотел ударить ножом в сердце, но по запястьям полоснул. Билл дернулся и глухо охнул, кровь заструилась в два ручья, на миг глазами Билли хлопнул, желая простонать: «Свинья!» Том открутил над ванной краны, и кровь разбавилась водой. А Билл, беспомощный и пьяный, поник лохматой головой. Наутро гости нашли Билла. Кровавая вода остыла. Он в черном с головы до ног, и хрупкий сломанный цветок напоминая своей позой, лежал изящной черной розой в бокале красного вина. Кровью исписана стена, там нарисован иероглиф – «самоубийство» означал. Его братоубийца Томми из словаря переписал. Все люди в суицид поверят, поверят и отец и мать. Лишь старый некромант узнает, что не хотел Билл умирать. Самоубийцу похоронят и не поставят ему крест, но лунный свет разбудит зомби, и ждет братоубийцу месть.
Сигнус дал ему кривой ритуальный нож некроманта.
– Иди к своему брату. И сделай с ним то же самое, что он с тобой.

Лунный свет нарушил сон Томми. Кладбище. Страшный, до боли неприятный сон. Кому было бы приятно увидеть свою собственную могилу? Или заблудиться на огромном погосте? Лес мертвых, гниющих рук тянулся из могил. Тянулся к Томми. Он проснулся, сердце колотилось.
Томми беззвучно соскользнул с постели и подошел к окну, оперевшись руками о подоконник. Сквозь помутившееся, словно от тяжелого, натужного дыхания больного, стекло Томми увидел полную луну, сияющую в ночной выси. Видимо, именно она стала причиной его бессонницы. Томми присмотрелся к ней и увидел что-то такое, чего никогда ещё не видел в ней. Бледно-серая, металлического оттенка, она матово светилась в небе над его головой и не скрывала скорби на своём лице. Это совесть. – понял Томми.
Он снова лег в постель и провалился в мутный тяжелый сон.
Вокруг дома бродил человек. В обманчивом лунном свете его фигура казалась уплотнившимся сгустком мрака, словно тень Томми отделилась от него и зажила собственной жизнью. Черный человек подошел к окну Томми и прижался ладонями к стеклу, заглядывая в комнату. В зубах он держал кривой ритуальный нож.
Сонный Томми зарылся лицом в подушку, отвернувшись к стене.
Мертвец ударил кулаками по стеклу. Осколки брызнули во все стороны. Два осколка впились в мертвую бескровную руку, но зомби не чувствовал ничего. Зомби схватился за подоконник и подтянулся.
Томми, клацая зубами от страха, открыл рот, чтобы крикнуть: «Вор!», но из горла вырвался тихий хрип. Лунный свет очертил черный ирокез покойника. Мертвые глаза, как дыры, – провалами на бледном, словно хрустальном, просвечивающем пустыми венами лице Билли.
Билли высоко занес над головой руку с ножом.
Кровь брызнула на постель.
Голова под неестественным углом склонилась набок. В лунном свете льющаяся из перерезанного горла кровь казалась черной.
Билли вырезал у брата на лбу иероглиф «месть».
Зомби зажал нож в зубах и ухватил брата за ноги, чтобы вытащить тело в окно, доволочь до моста и утопить в Темзе.
– Томми, что ты тут делаешь? Что у тебя за грохот?
Зажегся свет. В дверях стояли родители.
– А-а-а, с того света явился! – закричала мать, осеняя себя крестным знамением. А отец захрипел, схватился за сердце и рухнул на пол с инфарктом.
Билли выпрыгнул в окно, и миссис Коул, остолбенев, смотрела, как зомби ковыляет от дома прочь по замершей улице.
Кап. Кап.
Это густое темное месиво перелилось через край кровати, и капли крови мерно падали на пол.
Миссис Коул обмакнула палец в черную лужу, растекшуюся из перерезанного горла Тома. Попробовала кровь на вкус. Хихикнула. И больше не могла остановиться. Жуткий смех, отражаясь от стен, покатился по пустому дому.

Трава и надгробия, посеребренные лунным светом, казались седыми. Некромант курил, вперив взгляд в дорогу, ведущую к кладбищу. Вот показалась фигурка с ирокезом. Билли вернул нож Сигнусу.
– Ложись в гроб. – и некромант движением палочки отправил домовину с уснувшим ребенком в разрытую могилу. Груда земли поднялась в воздух и рухнула на гроб. Могильная плита со скрежетом въехала сверху.
Сигнус перечитал эпитафию. Только имя – Вильям Коул, и даты жизни. Ровно 16 лет. С фотографии смотрел лохматый мальчик с наивно-лукавой гримаской на трогательно-нежной мордахе. Каин лежит в своей постельке с перерезанным горлом, и теперь ничто не нарушит сон Авеля в земле.

– Ты живешь в окружении твоих трупов, а живых не замечаешь. – сердито бубнила Альбина, разбуженная появлением Сигнуса.
Сигнус смотрел в ее ртутно-серые глаза на точеном лице, словно у шахматной королевы из слоновой кости, в бликах лунного света, отраженного от длинных прямых прядей цвета расплавленного белого золота, но перед глазами у него стояло личико Билли. Он никогда больше не увидит глупый ирокез, черный с редким белым мелированием, колышущийся над наморщенным с притворной серьезностью низким лобиком Билла, якобы обиженного на такую же показную суровость Сигнуса. Он сам зарыл его могилу. Нельзя было привязываться к ученику. Все, кого он любил, умирают. В эту секунду Сигнусу казалось, что он любил Билли так же остро и отчаянно, на разрыв, как Дрю. Он не принесет Альбине смерть. Он впустил ее на свою территорию, чтобы она ему готовила, обстирывала и возилась с его детьми. Сигнус вонзился в нее, желая утопить в ней боль утраты, как бросил букет белых цветов в свежевырытую могилу. В груди было горячо и тяжело. Но сердце Сигнуса не разорвалось от боли. Боль бесформенным черным стеклом залила вторую половину сердца. Первую половину похоронили вместе с Дрю. Альбина видела, что Сигнус раздавлен тоской, поглаживала его светлые волосы, тревожно заглянула в застывшие, невидящие глаза, и увидела, что их заплела красноватая паутина безумия.

В ту ночь, когда Сигнус страдал об отнятой юной жизни, он дал начало новой.

* * *

Волчья пасть тучи приоткрыла зубастые челюсти и выпустила полную луну, почти оранжевую, как кусок сыра. Оборотень стоял на мосту, просунув голову между металлических прутьев парапета, и смотрел на утопленника, покачивающегося на грязно-пенных волнах взбаламученной реки. Волчонок спустился на берег, потрогал лапой воду, наконец, решился, вошел в реку по грудь и поплыл. Вцепившись зубами в ногу утопленника, оборотень потащил мертвеца на берег. На глину мягко и тяжело шлепнулось разбухшее тело, потоки воды стекали с черного плаща, волочившегося за трупом, в светлых волосах запуталась тина, на пальцах висели пиявки. Нижняя губа на одутловатом, изжелта-бледном лице покойника отвисла, обнажая зубы.
Оборотень отряхнулся, разлетающиеся с шерсти капельки жидкими бриллиантиками сверкнули в лунном свете. Наклонился откусить трупешнику нос, но поросшая реденькими травинками, заваленная мусором глина чавкнула звуком шагов. Навострив уши, оборотень сделал шаг назад, приподняв лапу в стойке.
Подсвечивая Люмосом, под мост спускался мужик. Взял в зубы светящуюся палочку, только потянулся расстегнуть джинсы – оборотень прыгнул. Но не удалось ему сегодня поужинать – ни свежачком, ни мертвечиной. Мужик моментально сориентировался, отшвырнув волчонка заклинанием в середину речки. Оборотень описал дугу в воздухе. Бултых! Волчонок вынырнул, отряхнулся – в острые ушки попала вода, – и поплыл, но опасаясь приближаться к берегу.
Мужик споткнулся об голову утопленника. Посветил ему в лицо Люмосом.
– Орион, – сквозь зубы прошептал мужик, приветственно дергая уголком рта оскалу утопленника. – Вот и встретились... кузен!
Маленький оборотень переплыл реку и выбрался на берег с противоположной стороны. Посмотрел на колдуна-полуночника, на труп, отряхнулся и потрусил, поджав хвост, искать добычу.
– И на кладбище идти незачем, – сказал себе некромант, – вот и трупешник готовый.
Сигнус заставил утопленника выплюнуть воду из легких. Мертвые глаза распахнулись на опухшем лице, зомби прохрипел:
– Жена столкнула. А я плавать не умею.
– А за что, Орион? Расскажи, как все было.
– Я подал на развод и пошел заплатить судье. Хотел отсудить ее дом.
– А ее с детьми – на улицу, – кивнул Сигнус.
– Когда возвращался от судьи – жена встретила и столкнула в реку.
– Долго ты тут плаваешь?
– Два дня.
Сигнус прикусил губу. За два дня судья мог успеть отнести деньги в банк. Посомневавшись, Сигнус все ж направил зомби к судье.
К началу рабочего дня утопленник просох и приобрел вид вполне живого, пусть и нездорового гражданина. Он явился в приемную судьи, будучи беспрепятственно пропущен охранниками и секретаршей, и заявил судье, что отзывает свой иск – не будет судиться и требует вернуть ему взятку.
– Какую взятку? Задаток за благополучное решение вашей проблемы. Это не возвращается.

Утопленник и судья препирались битый час. Судья заявил, что выплачивает два кредита и уже потратил все деньги. Зомби вернулся к Сигнусу с пустыми руками.
– Ни при жизни, ни после смерти пользы нет от этих родственников! – Раздосадованный некромант отправил Ориона обратно в речку.

Малфои откланялись, а Регул стал упрашивать Вальпургию срочно бежать к гадалке, выяснять, что с папочкой. Вальпургия не горела энтузиазмом. Регул позвал домового:
– Кричер, нам нужно к гадалке. Ты можешь нас отвести?
– Спросите разрешения у вашей матушки, сэр.
– Я тебе приказываю! – затопал ногами Регул. – Мама ничего не делает! Она не ищет папу! Я сам!
– Гадалке платить надо. – изрек Сириус.
– Сколько, как думаешь?
– Я не знаю.
– Кричер, возьми деньги. И отведи нас. – Регул вручил домовому визитку (они с Сириусом еще не умели читать).
Домовой схватил барчуков за руки и аппарировал. В эту секунду в комнату вошла Вальпургия, но пока она произносила: «Эй, вы куда?!» – Кричер, Сириус и Регул уже растворялись. «Как вернутся – всех троих выпорю», – сказала себе Вальпургия.

На улочке частного сектора было необычно тихо. Кричер вскоре понял, в чем странность – ни в одном дворе не было собаки. Некому было помешать лаем рыжему пацану в кожаной куртке с чужого плеча, обрывавшему абрикосы с дерева, растущего в чужом дворе возле забора. Мальчишка, задрав голову, мечтал о спелой крупной абрикосине на верхней ветке. Он протянул руку, сморщился от усилия, и красивый плод сорвался и скакнул в подставленную ладонь.
– Эй, мальчик! Не знаешь, где живет миссис Грейбек? – крикнул блэковский эльф.
– А вам зачем? – буркнул рыжий.
– Гадать.
– Пошли, отведу.
Довел эльфа, Сириуса и Регула до маленького домика. Во дворе в вольере обитала большая стая дворняг. Рядом с вольером стояла маглушка с ведром, полным щенков. Старуха, хозяйка дома, гостеприимно восклицала:
– Вы оставляйте, оставляйте мне ваших щеночков! Зачем же их топить, грех на душу брать! Я всех дворняжечек, всех бродяжек собираю, новых хозяев им нахожу!
– Хорошо, что есть такие добрые, милосердные люди! – маглушка передала старухе ведро и зашагала к калитке. Кричер сделался невидимым, по-прежнему крепко сжимая ладошки Сириуса и Регула.
– А вы за собаками пришли? – спросила у мальчиков маглушка.
– Ага, – отозвался рыжий, почесав нос. При виде рыжего пацана собаки дружно отпрянули, сбились в кучку поближе друг к другу, поджали хвосты, их шерсть вздыбилась, многие оскалили зубы и зарычали от страха.
Невидимке Кричеру очень не понравилось это собачье подворье. Аппарировать бы отсюда домой вместе с барчуками. Но рыжий уже толкнул калитку и жестом пригласил их во двор, сообщив:
– Бабушка, гадать пришли.
– Мальчики, вы одни? Такие маленькие? – удивилась старуха. Кричер визуализировался.
– У нас папа пропал, – шмыгнул носом Регул.
– Мы хотим знать, где он. – подтвердил Сириус.
– Я принес фотографию. – сказал предусмотрительный Кричер.
– Пойдемте в дом. Фенрир, иди гуляй, не путайся под ногами!
Внука гадалки как ветром сдуло.
Старая Катрин уселась за стол перед хрустальным шаром. Над столом висел прейскурант цен. Посмотрела на фотографию Ориона Блэка, поводила над ней руками.
– Этот человек мертв.
– Ой! – взвизгнули сыновья.
– От чего скончался барин? – мрачно спросил домовой.
Катрин разложила карты Таро.
– Карты говорят, что в его смерти виновата крестовая дама. Сейчас посмотрим орудие убийства.
Гадалка растопила воск, вылила в воду. Воск принял форму человеческой фигурки и ушел на дно.
– Утонул.
Регул плакал навзрыд. Сириус кусал губы. Кричер заплатил старой гадалке полтинник, взял хнычущих барчуков за руки и аппарировал.

В это время Малфои шли домой. Приближаясь к мосту, Эльза воскликнула:
– Ой, мужик утопился!
– Наверно, с сердцем плохо стало. – сказал Абрахас. – Ты заметила – он подошел к парапету, обмяк, – наверно, потерял сознание, – и свалился.
– Мобиликорпус! – воскликнула Эльза, выхватывая палочку. Утопленник вылетел из воды и шмякнулся на берег. – Да это Орион!
Люциус издал вопль и спрятался за мамку.
– Он мертв. – констатировал Абрахас. Он прогулялся в телефонную будку, вызвал мракоборцев и позвонил Вальпургии.
Сириус, Регул и домовой материализовались на своей кухне, и как только Регул с плачем начал рассказывать матери, что ему гадалка нагадала, зазвонил телефон. Мракоборцы приглашали миссис Блэк в морг опознавать утопленника.

Часть 4. Меч Салазара
Недавно начал вещать телеканал Маг-ТВ – наконец владельцу разрешили занять эфирную сетку. Владелец канала давно запатентовал свое изобретение – как скрыть сигнал от магляцких телебашен, но бюрократическая волокита тянулась семь лет. Дошло даже до Визенгамота – разбирали, законно ли использовать такое магляцкое достижение, как телевидение. Однако, прецедент – Маг-радио – уже давно и легально существовал. Так магическое сообщество обзавелось и собственным телеканалом.
Альбина включила «Ментовский беспредел». Повторяли уже бородатый сюжет, как трое мракоборцев пытали предпринимателя, заведя на него уголовное дело по обвинению в чужом преступлении и требуя с него выкуп – деньги, дом, машину и предприятие, но не рассчитали – мужик умер под пытками.
Мракоборцев-изуверов и изувеченного купца изображали актеры, сцены воссоздания пыток перемежались эпизодами интервью с рыдающей, но даже в скорби разодетой в пух и прах женой замученного предпринимателя.
В сегодняшнем сюжете «Репортаж с петлей на шее» история про злодеев-мракоборцев получила продолжение. Старший следователь Крауч и оперуполномоченные Фоссетт и Гилмор подали в суд на тележурналиста, обнародовавшего их фамилии, – за клевету. Корреспондент угодил в КПЗ, откуда его выводили пред светлы очи старшего следователя Крауча, после чего невезучий папарацци выступил с опровержением, признался в клевете и был направлен на принудительные работы сроком на 25 лет, все заработанные деньги обязуясь отдавать Краучу за моральный ущерб.
Досмотрев передачку, Альбина пошла в магляцкий магазин покупать себе комбинезон для беременных, и взяла с собой Беллу – падчерице срочно требовались новые ботинки. В соседнем отделе магаза Белла углядела парики.
– Купи парик, – Белла дернула мачеху за юбку.
– Отстань, – прошипела Альбина.
Белла так искренне захотела приобрести парики, что три самых красивых, пушистых парика сами собой попрыгали с манекенов ей в сумку.
Дома Белла нацепила парики на скелетов и разрисовала им щеки, пустые глазницы и челюсти мачехиной косметикой.
В тот же день Блэкам прислали две штрафных квитанции – за выброс стихийной магии у несовершеннолетней Беллы Блэк на глазах маглов, и за вызов стирателя памяти маглам в магазине.
Сигнус пошел в мракоборскую кассу оплачивать штраф. В кассе не было очереди – помещение загромождали только два охранника. Блэк протянул кассирше паспорт и квитанции – и в эту секунду в кассу ворвался грабитель в черном капюшоне. Прежде чем охранники успели дотянуться до волшебных палочек, мужик выхватил из-под плаща меч и поразил обоих охранников. Крови не было. Секьюрити превратились в белые статуи. Мужик метнул меч в кассиршу, и она превратилась в такую же статую. Сигнус аппарировал, бросив паспорт и квитанции – не до документов было, жизнь бы спасти.
Сигнус опасался, что грабитель доберется до него, единственного свидетеля, и позаботится навеки закрыть ему рот. Он не рассмотрел лица под капюшоном, но обратил внимание на клинок. Сигнус стал рыться в библиотеках – интересоваться необычным оружием и особенно эффектом, который оно оказывает на раненых.
Мракоборские эксперты впервые сталкивались с такой магией – несомненно темной, но никому не известной. Удар меча превратил людей в белые статуи, сохраняя им жизнь и обрекая на безумие. Мракоборский окклюмент заглянул в мозги охранников и кассирши. Они видели искаженную реальность в белом мареве, в их воспоминаниях запечатлелась только фигура в черном плаще с капюшоном и поспешно аппарирующий налогоплательщик.
Мракоборцы забрали с собой паспорт Сигнуса и вызвали его в участок – свидетелем.
Альбина провожала Сигнуса в мракоборский участок, как в последний путь. Каждый был наслышан, как мракоборцы избивают в подвалах райотдела случайно пойманных на улице прохожих, требуя подписать признание в чужом преступлении.
Сигнусу выдали одноразовый пропуск и направили в кабинет следователя.
На двери табличка: «Старший следователь Бартемиус Крауч».
Зловещий Барти крутил в пальцах паспорт.
– Ваш, мистер Блэк?
– Мой.
– Попридержу его пока у себя, пока вы будете отвечать на вопросы, интересующие следствие.
Прытко Пишущее Перо зависло над протоколом допроса.
– Где вы были 31 числа? – вопросил следователь.
– Я уплачивал штраф за выброс стихийной магии у моей дочери на глазах маглов... – начал Сигнус.
Пока он повествовал о налете на мракоборскую кассу, Барти поднялся с места, присел на подоконник и закурил. Мракоборец был высок и худощав, с тонкими острыми чертами лица. Веснушки густо покрывали его бледное тело с головы до ног. Карие глаза как пятаки контрастировали с блекло-рыжеватыми волосами и бесцветными бровями. Этот дерганный мужик ни секунды не мог устоять спокойно – вертел головой, ковырял пол ботинком, резко крутился на месте, если совсем ничего нельзя было сделать – облизывал губы. Сигнус сначала решил, что мракоборец употребил допинг, но позже понял, что перед ним просто – самый отъявленный холерик из всех, кого Сигнусу доводилось видеть.
– Грабитель, орудующий мечом? В 20м веке? Лучше бы из магляцкой воинской части АКМ позаимствовал.
– АКМ под плащом не спрячешь. Он воспользовался мечом, чтоб не светить свою волшебную палочку.
И Сигнус рассказал Барти, что заинтересовался необычным мечом, зарылся в архивы, перекопал горы литературы. Этот меч называется Альбенс Нимбус – Белое Марево. Он принадлежал Салазару Слизерину.
– Салазар жил в 11 веке. Меч с тех пор мог сломаться, его могли перековать...
– Не могли. Неуязвимый клинок. Его сковали гоблины в Германии на Чертовом Столе. По легенде, Салазар на старости лет спрятал его – чтоб никому не достался. И унес в могилу информацию о его местонахождении.
– Так что вы мне голову морочите!
– Какой-то шустрый некромант раскопал могилу и спросил у праха, где спрятан меч. Хотел бы я знать, как он ее нашел.
– Кого – ее?
– Могилу!
– Некромантия спасет мир – да, Сигнус?
– Получается, мистер Крауч, что настоящий свидетель – Салазар. Остается найти могилу Слизерина, поднять прах и спросить, как выглядел предыдущий некромант. А вы снимете его магические параметры.
– Вот и займитесь, въедливый мистер Блэк. Докажите, что вы невиновны. Если не подсуетитесь – придется вас арестовать за разбой.
Крошка Цахес[3], – подумал Сигнус. Конечно, высокий Барти нисколько не напоминал гоблина из гофмановской сказки – но методы те же.
Крауч дернулся и наотмашь ударил некроманта по щеке.
– За Цахеса. У меня отчетность, скоро конец года, с меня начальство требует раскрываемость. Идите, суетитесь, Сигнус, если не намерены из свидетеля преобразиться в обвиняемого.
Мой паспорт, – тоскливо подумал Блэк, поднимаясь и бросая прощальный взгляд на стол следователя. Барти сказал:
– Паспорт у меня побудет.

Начался охотничий сезон, и граждане с ружьями, обутые в болотные сапоги, прихватив с собой спаниелей, устремились на болота стрелять птиц. Змеиная Долина в графстве Ланкашир превратилась в полигон. Многие жители деревушки Свейл сдали комнаты приезжим из городов охотникам. С утра квартиранты бродили по болотам и леску, палили в уток, жгли костры, мусорили, а по вечерам хвастались друг другу преувеличенными охотничьими подвигами в пабе «Охотничьем». Те, кто не достиг пенсионного возраста и не взял отпуск, приезжали на выходные. Некоторых увозила не своя машина и не поезд, а скорая помощь – долина не зря называлась Змеиной. Она просто кишела змеями, которым охотники мешали впасть в спячку.
Деревня Свейл в магическом обществе была известна как средоточие заклинателей погоды. Колдуны там уживались бок о бок с маглами. Местный магл забегал к соседу-колдуну погадать, поставить защиту от сглаза, вызвать дождь, проклясть врага, подлечить захворавшую корову.
Барти и Сигнус приехали на старом додже-мастодонте, заглянули пообедать в паб «Охотничий», оставили машину возле паба, после чего отправились на кладбище.
Погост был больше самой деревни. Огороды вплотную примыкали к могилам-новостройкам. Самая старая часть кладбища, заросшая, со стертыми фамилиями на заплетенных ветками кустов и заросших травой треснутых плитах, отдалялась от деревни на несколько километров – не был виден даже дымок из труб. В могилах прятались змеиные гнезда.
Барти и Сигнус бродили там до темноты – искали могилу Салазара Слизерина. Когда луна поднялась в середину ночной выси, голодные и замерзшие искатели, подсвечивая себе Люмосами, все еще были далеко от цели.
Барти плюхнулся на полуразрушенное надгробие и случайно разворошил ногой змеиное гнездо. Змея выползла и хотела вцепиться ему в ногу. Барти успел заавадить рептилию и заявил:
– Я устал и голоден! Наверно, паб уже закрылся! Ты тут еще погуляй, а я аппарирую в машину и посплю. Попробую.
Сигнус не жаловался, хотя Барти шел налегке, а ему приходилось тащить рюкзак с некромантским инструментарием, пусть и уменьшенным с помощью заклинания.
– Посмотри, на чьей ты могиле? – спросил он.
Барти направил луч Люмоса на могилку и напряг зрение.
– Альберт Гонт.
– Это внук Салазара! – обрадовался Сигнус. – Автор мемуаров о своем знаменитом дедушке. У Салазара было три дочери. Двух сожгли инквизиторы, а третья – мать этого Альберта – воспользовалась оборотным зельем и приняла облик мужчины, чтобы сопровождать своего мужа в крестовый поход. Оба погибли. А Альберт прожил 112 лет.
– Думаешь, Салазар где-то рядом? – без особого энтузиазма спросил Барти.
Искатели миновали еще два ряда могил и обнаружили мраморные осколки со стертыми от времени буквами.
– Ревелио! – произнес Сигнус.
Стертые буквы на секунду засветились, образуя эпитафию:
САЛАЗАР СЛИЗЕРИН
1068-1138
ОСНОВАТЕЛЬ ШКОЛЫ ВЕДЬМИНГА И КОЛДУНИЗМА «ХОГВАРТС»
Витиеватые буквы S были выполнены в форме свернувшихся змей. Как только Сигнус прочитал эпитафию, – надпись пропала.
– Sarno Bale Scannum, – пробормотал Барти, чертя вокруг надгробия знаки сканирующей магии. Могила хранила следы чужого вмешательства в сон знаменитого покойника. Барти заклинанием отколупал ноль с эпитафии и заключил в него следы чужой магии.
– Придется, как вернусь, ставить эксперту ящик виски. Я не могу полностью восстановить магический профиль того, кто сюда лазил.
Сигнус начертил круг и повесил охранный купол. Зажег пять жаровен, расставленных по углам пентаграммы, заклинанием вышвырнул из ближайшего гнезда змею и призвал змееуста на ее кровь, покапав в каждую из пяти треног.
Из могилы с шелестом поднялся столб пыли. В лунном свете облако праха напоминало очертания человеческой фигуры.
– Салазар Слизерин, кто до меня тревожил твой прах?
Прах закружился, в ответ раздалось шипение.
– Говори по-английски! – велел Сигнус.
– Мой потомок в 13м колене, – прошуршал ветер, прошелестела пыль. – Он призывал меня на кровь моего рода и говорил на змеином языке.
– Что он спрашивал у тебя?
– Он искал мой меч «Альбенс Нимбус».
– Покажи мне его лицо, – велел Сигнус.
Пылинки, кружась и танцуя, шлейфом обвили фигуру Сигнуса, словно развевающийся саван. В мозгу Сигнуса опухолью выросло видение, давя в виски, превращая кровь в глину.
– Хватит! – крикнул Блэк. – Вернись в могилу!
Сигнус запечатал могилу Салазара и шагнул к Барти:
– Забери у меня воспоминание.
Крауч палочкой вытянул из головы Блэка серо-зеленый мутный сгусток воспоминания зомби, слил в фиал.
– В думоотоводе посмотрим.
Они аппарировали в машину. Окна паба все еще светились.
– Еще работает, я и не надеялся. Пойдем поужинаем, – Барти потянул некроманта в паб.
Трактирщик выставил им еду, попытался у них спросить про охоту.
– Сейчас поедем в Лондон? – спросил Барти. – Терпеть не могу спать в машине, даже под согревающим заклинанием.
– Смотри не захрапи за рулем.
– Мне завтра на работу! – возмутился Барти. – Я еще ни разу на работу не опаздывал.
– Завтра – это в понедельник. Потому что уже воскресенье, – Сигнус смотрел на часы, висевшие над барной стойкой. – Успеешь, Барти.

* * *

Гадалка Катрин Грейбек принимала посетительницу – молодую остролицую женщину с длиной косой неопределенного серо-русого цвета. Ее звали миссис Виржиния Крауч, а Катрин мысленно окрестила ее «Мышь».
– Моего мужа приворожили. – объявила Мышь. – Его послушать, так он чуть ли не круглосуточно на работе. В субботу уехал, сказал: «Не жди», приехал в воскресенье вечером, с запахом алкоголя, говорит – работа. На меня внимание не обращает, и как на женщину – тоже. Я к нему, а он: «Устал, не хочу». А вчера я сняла с него вот это! – Мышь вытащила маленький флакончик с длинным светло-русым волосом внутри. – Это ЕЕ волос! Я ее не знаю, но я хочу, чтоб вы навели порчу по этому волосу. Пусть у нее сделается болезнь, которая обезобразит ее лицо!
Катрин провела рукой над фотографией мужа – рыжего конопатого мракоборца. Разложила карты Таро.
– Успокойся, Джинни. На твоем муже нет приворота.
– Как это нет! Есть приворот, что же это, как не приворот! Где же он пропадает, как не у другой женщины! И откуда на нем взялся женский волос!
– Карты говорят, нет у него женщины. – повторила Катрин, занялась исследованием волоса и вынесла вердикт: – Это мужик. Лет ему 30-35. Курящий. Хронический тонзиллит, камни в почках. Ночь с субботы на воскресенье был вместе с твоим мужем, тогда и волосок ему оставил. Больше я по волосу сказать не могу.
– Мужской волос... – разочарованно протянула Джинни. – Так с мужиком встречается?! Наведите на него порчу, прошу вас, миссис Грейбек!

* * *

Барти слил воспоминание Салазара в казенный думоотвод и визуализировал образ некроманта-грабителя. Скоро эта физиономия будет красоваться на каждой стенке с плаката с надписью: «WANTED». Сигнус взглянул в жесткое красивое лицо разбойника и выдал:
– Я его помню еще по Слизерину. Сирота Том Риддл!
– Так вы знакомы, – хмыкнул Барти.
– Я с грязнокровками не общаюсь. Понятия не имею, где он сейчас.
Эксперт выдал Барти заключение о магическом профиле Риддла – скорее всего, разыскиваемый пользуется палочкой с пером феникса. Риддловские параметры были розданы наблюдателям, отслеживавшим вспышки магии по секторам, на которые была поделена вся страна.
Вскоре у Барти зазвонил телефон – ему сообщили, что в таком-то секторе, по такому-то адресу, зафиксировано воспламеняющее заклинание, произведенное палочкой с соответствующими параметрами. Опергруппа – на вылет.
Сигнус как раз собирался домой, но так и замер в дверях Бартиного кабинета.
– Зачем вам вылетать? Время потеряете на ваших метлах... Я знаю, где это. Там кладбище. Я там был. Могу тебя отбуксировать, двойной аппарацией.
Сигнус аппарировал, волоча Барти. А оперуполномоченные Фоссетт и Гилмор «прицепились на хвост».

Поодаль от деревни, почти на территории кладбища, стоял запущенный викторианский особняк, окна-двери заколочены. Через кладбище почти бегом спешили два магла.
– В доме Риддлов окна светятся! Проклятый старый дом, там призраки живут! – маглы перекрестились. Тут перед ними из воздуха материализовались четыре мужика. – А-а, нечистая!
Гилмор и Фоссетт принялись стирать им память. Барти обругал оперов, а те выразили удивление, неужели в этом явно заброшенном доме кто-то живет. Крауч направил оперов в дом, и в эту секунду окно погасло. Гилмор с Фоссеттом взломали дверь Алохоморой и проникли в дом.
Сигнус покосился на Барти, намереваясь спросить, нужно ли его присутствие – не аппарировать ли ему домой. Но вдруг галстук Сигнуса выскочил из-под свитера, взвился вертикально и обвязался вокруг ветки опавшего клена. Сигнус подпрыгнул на одной ноге, задыхаясь. Галстук удавкой стянул шею, позвонки затрещали, ломаясь. Вдруг Сигнус осознал, что на нем нет галстука и в радиусе тридцати метров вокруг нет ни одного дерева – это Барти наколдовал ему иллюзию. Сигнус не умел творить иллюзий, а просто ответил легонькой Сектумсемпрой, трижды перекрестив палочкой лоб и щеки мракоборца. Кожа лопнула тремя кровавыми свастиками. Барти озверел.
– Империо! Бейся головой об крест!
Бум. Бум. Бум.
Барти заклинанием за три секунды разрыл близлежащую могилу и крикнул Сигнусу:
– Прыгай в могилу!
Сигнус полез в могилу, улегся в гроб и накрылся крышкой.
– Свободен, – прошептал Барти, снимая Империо с заживо похороненного. Заклинанием поднял гору земли и швырнул на гроб.
Сигнус вновь обрел сознание. Грудь сдавило. Темнота пульсировала желтыми и фиолетовыми кругами перед угасающим зрением. Сигнус забился в крышку гроба, срывая ногти. Барти засек минуту по часам, отбросил землю. Еще один толчок – и Сигнус сдвинул крышку гроба. Тяжело дыша и пытаясь унять паническое биение сердца, некромант сел в гробу. Лунный свет резанул зрение. Отсветы адского пламени плясали в безумных глазах мракоборца. Барти отступил на шаг, предоставляя Сигнусу самостоятельно выбраться из могилы. Блэк три раза спотыкался и срывался обратно в могилу. Наконец, вылез. Барти наблюдал за ним с безумной, юродивой улыбкой, ему казалось, что он продемонстрировал Сигнусу свою власть и подчинил его. Не тут-то было. Сигнус бросился на Барти с кулаками и повалил на могилу. Барти дрыгнул ногой, сбросив Сигнуса, подмял под себя, навалился сверху и, ухватив некроманта за волосы, впечатал его лбом в надгробный камень и вонзил зубы в его шею, прокусив до крови.
С той стороны надгробия, похожего на стол для заседаний, валялась одинокая бутылка. Какие-нибудь готы отмечали здесь Хэллоуин. Сигнус дотянулся до бутылки и, дернувшись, извернулся и что есть силы саданул Барти бутылкой по черепу.
Сигнус ожидал – мракоборец рухнет без сознания. Но у Барти оказалась крепкая черепушка. Мракоборец устоял, шатаясь. Оперся руками на могилу. Полоумные глазищи горели.
В эту секунду заколоченное окно дома Риддлов распахнулось, и со второго этажа вылетели опера Гилмор и Фоссетт, да так и остались лежать под окнами, охая.
Сигнус бросился наутек, но вдруг словно прирос к месту. Ноги не слушались. Сигнус панически завертел головой – Барти не колдует, так что же это, третий источник? – и его взгляд зацепился за темную фигуру на крыше дома Риддлов. Там сидел мужик в плаще с капюшоном и колдовал, внушая Барти и Сигнусу неконтролируемые приступы ярости. Он хотел, чтоб мракоборцы превратились в берсерков и поубивали друг друга.
Сигнус прицелился:
– Receptus Retradio!
Наблюдатель плавно спикировал наземь, хлопая полами плаща, как ворон крыльями, но в полете успел выдернуть палочку:
– Авада Кед...
– Expelliarmus Violentis! – перебил его Барти. Колдун с воплем скрючился и рухнул на колени, закатив выпученные от боли глаза и выронив из обугленных пальцев палочку, перелетевшую в простертую длань Барти.
– Барти, давай его в могилку закопаем, – предложил Сигнус.
– Пройдемте, гражданин! Протокольчик о задержании оформим! Мобиликорпус! – Сирота Риддл взвился в воздух и каталептически поплыл за Барти. – Гилмор, Фоссетт, вставайте!
– Я ногу вывихнул!
– А я связки растянул!
– Сигнус, займись, – велел Барти.
Некромант потратил еще несколько минут на заживляющие заклинания для невезучих оперов. Наконец, мракоборцы перестали стонать и охать. Барти в это время удерживал Риддла, который и без палочки, в подвешенном состоянии, пытался колдовать.
– В КПЗ, – тихо распорядился Барти.
Гилмор и Фоссетт схватили Риддла за руки и аппарировали. Барти обернулся к Сигнусу:
– Аппарируй домой. – сказал он и, подавая пример, сам дезинтегрировался.
В мракоборском участке на полу в луже крови валялись однорукие Гилмор и Фоссетт. Вокруг них суетился дежурный. Через секунду приаппарировала бригада колдомедиков.
Грабитель и убийца Том Риддл при аппарации оторвал руки операм и скрылся в неизвестном направлении. И унес с собой – Бартину раскрываемость, Бартину премию и Бартины новые нашивки на погоны!

* * *

В Лестранг-холл вызвали мракоборцев – произошла кража со взломом. Разворошили кладовки, на полу валялось содержимое шкафов, под потолком летали перья из распоротой подушки, оседая на разгромленной мебели. Хозяйка причитала: «Украли деньги, что я собирала себе на похороны!» Хозяйкин сын Ранульф бегал по дому, снимая с люстры боггартов и вытаскивая их из-под столов и диванов (боггартов было пять). Жена Ранульфа криками пыталась успокоить хнычущих детей. Барти пытался докричаться до обитателей этого бедлама, не способных отвечать на дежурные вопросы: «Кто мог знать, что вас всех не будет дома?», «Продавали что-нибудь дорогостоящее?», «С кем ссорились?» Эксперт Гиббс снимал магические параметры.
– С двери сняли блокировку Алохоморы. – вынес вердикт Гиббс, создавая точную копию замка и заключая в нее след магического взлома. – Дальше громили вручную.
– Вы же найдете вора, вернете деньги, что я собирала себе на похороны? – взывала старуха.
– В доме полно боггартов, а все равно воры влезли! – не столько гневался, сколько удивлялся Ранульф.
Мракоборцы отбыли. В тот же день их вызвали в Крэбб-хаус.
– У нас тут боггарт! – заголосила хозяйка.
– Так зачем вы следователя и эксперта вызывали? – сварливо откликнулся Барти. – Мы боггартов не убираем, на то есть спецопергруппа.
– Мы вызывали альтернативного специалиста по боггартам – Лестранга, знаете такого? Так он уехал, а боггарт остался, а у нас пропали деньги, что я копила на стиральную машину!
– А что сказал Лестранг?
– Что очистил дом от боггарта.
– Вы ему заплатили?
– Заплатили, ушел. Смотрим – боггарт есть, а деньги пропали...
– Вспорите боггарту брюхо, загляните ему в пасть. Если Лестранг не справился, тогда это не боггарт, это – лангольер, деньгами питается!
С тем мракоборцы и отбыли. На прощание мистер Крэбб вручил Барти футлярчик: «А это чтоб вы хорошо работали, вам от нас подарочек!»
После суматошного рабочего дня Барти направился домой с заходом в булочную и в киоск за сигаретами, где повстречал отоваривающегося Сигнуса.
– Сегодня утром был в участке. Отволок туда оборотня-малолетку, Фенрира. Он пытался меня ограбить, угрожая палочкой.
– Тот, что загрыз отца и мать. Ты бы меньше по ночам шатался, Сигнус.
– Я сам о себе позабочусь, Барти. Что ж я, а не он, оборотню попался? Если б Фенрир ЕГО загрыз – я б ему спасибо сказал.
Барти проследил направление взгляда Сигнуса. По улице на шпильках ковылял сумасшедший портной Селвин – в белом парике, в голубом расстегнутом пальто и розовой миниюбке – за хлебушком. Прохожие смеялись ему в лицо, показывали пальцем, а старухи плевали ему вслед.
– В паб... – начал Сигнус.
– Мне вручили, – сказал Барти, приоткрывая барсетку и демонстрируя футляр, навевающий мысли о бутылке коньяка.
В паб со своей выпивкой нельзя, так что после выяснения «К тебе или ко мне» Барти взял Сигнуса за руку и аппарировал в Крауч-хаус.
Их встретила бесцветная женщина, похожая на мышь.
– Жена. – представил ее Барти. Позвал эльфа и велел занести к нему в комнату обед.
Джинни Крауч стояла под лестницей, провожая направляющихся наверх мужиков яростным взглядом.
Вступив в комнату Барти, Сигнус обозрел безвкусный балаган – тут жалюзи с иероглифами, тут вымпел со свастикой, тут флаг с нацистским орлом со свастикой в когтях, тут веер с хокку, выписанным иероглифами, нунчаки, декоративная катана для туристов, а книжки – «Майн Кампф», мемуары Рудольфа Гесса, «Смерть – мое ремесло» Роберта Мерля, а из тех, что не про концлагеря: «Священный вертеп» Лео Таксиля, пара этнографических книжек про Японию, полные собрания сочинений Фрейда, Дарвина, Мальтуса и Макиавелли. Также обнаружилась гитара, самоучитель немецкого языка и еще один самоучитель – игры на гитаре. Сигнус с глубоким скепсисом прочитал название второй брошюры, не веря в возможность научиться по самоучителю.
Барти поставил барсетку на трюмо, безжалостно трансфигурировал два тома Стивена Кинга в бокалы, извлек из барсетки футляр, а там не оказалось бутылки. Из футляра поднялся пар, осел на зеркале и сконденсировался, впитавшись в стекло. Барти взглянул в зеркало и шарахнулся. Зеркало отразило дряхлого, лысого, беззубого старикашку с торчащими из носа и ушей клоками седых волос, вместо волшебной палочки – клюка. Внезапно отражение сморщилось, собралось пленкой и отделилось от зеркала, в котором отразился тридцатилетний мужик. А боггарт материализовался перед Сигнусом.
Перед ним возникла худенькая крашеная брюнетка с начесом, совсем юная, в расстегнутом черном пальто и джинсах в обтяжку, заправленных в сапоги-стилы. На плоской груди девочки болтались кресты и бусы. Она стояла, как сломанная кукла, неестественно вывернув назад суставы рук и ног, изогнув назад позвоночник и откинув голову. И вся она, с ног до головы, была заляпана кровью.
Спокойный Сигнус аж посерел. Шрамы словно вспыхнули на его помертвевшем, обескровленном лице. В расширившихся глазах некроманта застыли два отражения боггарта.
– Кто эта мертвая девушка? – шепотом спросил Барти.
– Он был моим учеником. Звали его Билл.
– Вроде Селвина.
– Сравнил! – обиделся Сигнус. – Селвин – чокнутый трансвестит. А Билли на магляцких рок-музыкантов насмотрелся, готов так называемых. Сам на гитарке бренчал, на концерты ходил. Его зарезал родной брат. Близнец. Из зависти – брат был маглом...
– Ридикулус! – рявкнул Барти, уничтожая боггарта. – Крэбб издевнуться решил... Над кем!
– Решил арестовать Крэбба за кражу со взломом у Лестранга? – хмыкнул Сигнус. – Если Крэбб забрал у Лестранга свое, тогда зачем он тебя вызывал? Нелогично.
– Экспертиза покажет, чья палка там поработала. – сказал Барти. – Так, пить нечего – пойдем обедать с моим семейством.
Джинни зашла в свою комнатку, вытянула флакончик с волоском. У Бартиного гостя такие же светлые волосы до плеч. Это его волос она сняла с мужа. Привел бойфренда домой к жене, вместе заперлись! Джинни снова прокляла волос.
У Сигнуса кожа треснула язвами. Когда он появился в столовой, сын Барти издал вопль:
– Папа дядю прокаженного привел!!! – и спрятался за мамкину юбку.
– Сигнус! Не трогай ничего руками, не садись за мой стол! Что это у тебя?
– Сглазили! Врач говорит – пока я не зааважу того, кто это колдует, – буду ходить обезображенный. Спокойно, Барти, это не передается!
– Аппарируй домой, Сигнус.
– А заходил – вроде нормальное лицо было, – заметила Джинни.
Сигнусу пришлось покинуть Крауч-хаус.
У Джинни внутри фонтанировало такое злорадство, что Барти подслушал ее мысли.
В душе у Барти заклокотала ярость. Как же нужно НЕ ПОНИМАТЬ человека! Он горит на работе, а она дома бездельничает и мается дурью, подозревая его в изменах! Любовники. Всегда одни сплошные любовники. Куцый женский умишко не способен выродить никакой другой темы для разговоров и мыслей. Если муж задержался на работе – значит, любовница. Гадалка, главный авторитет, сказала, что у мужа нет другой женщины – так в ее дурную голову стукнуло подозревать Барти в гомосятине!
– Ты что, дура?! В чем ты меня подозреваешь, кретинка! И немедленно прекрати колдовать над волосом Блэка!
Путь Сигнуса снова вел в св. Мунго. Его опять пролечили, язвы с лица убрали, и с тех пор они больше не появлялись.

* * *

Сигнусу хотелось думать, что ему больше не придется встретиться с мракоборцем. Несколько недель Барти не попадался ему на глаза, Сигнус и думать о нем забыл. Когда жена ушла рожать, Сигнуса мучили безумные мысли, что и Альбина не вернется, как Дрю. Вернулась. Сигнус смирился, что от него получаются одни девочки. Начались постнатальные хлопоты – в доме стоял дым коромыслом, на всех мебельных выступах сушились прокипяченные пеленки, жена носилась из кухни в детскую и обратно.

...Альбина выкупала Нарциссу и протирала ее младенческую кожу маслицем «от опрелостей». Сигнус в углу кухни штудировал «Таймс».
– Уже четвертая жертва Джека Головореза, – сообщил он. – Еще одна блондинка с перерезанным горлом. Его так журналисты окрестили по аналогии с Джеком Потрошителем. Деньги и золото не берет, под юбку не заглядывает...
– Джек Головорез – магл, наших это не должно коснуться. – оборвала жена.
Покормив и уложив наследницу спать, Сигнус и Альбина отправились в супермаркет – перед закрытием скидка 10%, Альбина хотела прикупить памперсов со скидкой десять кнатов, но Блэки не успели выстоять очередь – магазин закрылся, так что возвращались в потемках с пустыми руками. Под разбитым фонарем Альбина споткнулась обо что-то белое.
– Ай! – завизжала Альбина, отпрыгивая. Ее сапог был в крови, а голова покойницы под неестественным углом склонилась набок. – Эльза! Сигнус, это Эльза!
Блэки прогулялись к ближайшему телефону-автомату, Альбина вызвала мракоборцев. Вскоре на метлах прилетела целая толпа: судмедэксперт, санитары, два опера и следователь.
– Давно не виделись, Блэк. – сказал Барти. – Вечно ты оказываешься не в том месте и не в то время.
Плачущая Альбина прижималась к Сигнусу, а некромант бестрепетно смотрел на труп.
У Блэков взяли подписи под протоколом, и на следующий день Альбина должна была отправляться в участок писать заявление об опознании трупа сестры.
– В каких отношениях вы состояли с покойной сестрой? – Прытко Пишущее Перо конспектировало показания Альбины. Барти, скучая, сидел напротив, подперев щеку кулаком.
– Хорошие, ровные отношения. Ходили друг к другу в гости по праздникам.
Барти заглянул в ее мозг и увидел, что «хорошие отношения» пятнала чернота давней обиды. Он простер руку, и из шкафчика выпрыгнула склянка с веритасерумом, плеснула несколько капель в стакан, подъехавший по столу к свидетельнице.
– Выпейте. – сказал Крауч. Он на секунду остановил Перо, не желая протоколировать применение веритасерума. – Итак, чем вас обидела Эльза?
Альбина красноречиво поведала следователю об украденном женихе. Через секунду действие нескольких капель веритасерума закончилось, и свидетельница мучительно покраснела, наблюдая за быстро царапающим бумагу Пером.
Барти воздвиг обвинение. Альбина Блэк из зависти зарезала сестру, стремясь создать впечатление, что смерть Эльзы – дело рук Джека Головореза, орудующего в маглятнике.
Эту идею ему подсказал боггарт Сигнуса. «Его зарезал брат-близнец...»
Барти решил скрыть информацию об убийстве Эльзы Малфой от вездесущих журналистов – ведь завопят, что доблестным мракоборцам намного легче посадить женщину, чем ловить таинственного Джека Головореза, который оказался вхож в магический квартал.
Мракоборцы позвонили Малфоям:
– Забирайте труп...
Эльза явилась в мракоборский участок:
– Что за дезинформация! Вот она я! Может, вы нашли Альбину Блэк – мою сестру-близняшку?
Мракоборец заглянул в протокол:
– Ваш труп опознала как раз ваша сестра, миссис Блэк.
Эльзу препроводили в морг на опознание. На столе под простыней лежала точная копия обеих сестер.
Но вскрытие показало, что покойница приняла оборотное зелье. Смерть сохранила облик ослепительной блондинки, обратной трансформации не произошло, и невозможно было определить, какой облик убитая имела при жизни, а волшебной палочки при трупе не было.
В тот день в мракоборский участок обратилась Мари Селвин, мать портного Ричарда Селвина, с заявлением об исчезновении сына.
Эльза расстроилась – Селвин шил ей пальто. Увидев на стене мракоборского участка фотографию портного с надписью «Ушел из дома и не вернулся», миссис Малфой наведалась в его ателье поинтересоваться судьбой пальто. Перерыли всё ателье – пальтишка не было. По дороге домой Эльза зашла к Блэкам и пожаловалась:
– Словно стащил мое пальто и сбежал!
– В твоем пальто, – поправил Сигнус. – Знаешь же его пристрастие к прогулкам в дамском наряде?
– Это его проблемы, – объявила Эльза. – Главное – Селвин – профессионал, я у него уже не первый год одеваюсь. Так жалко! Он шил мне белое буклированное приталенное пальто до пяток, с енотовым воротником.
Сигнус изрек:
– На трупе было такое.
– Да, труп был в белом, – сказала Альбина, – но я не присматривалась, я плакала. Ты думаешь, Селвин превратился в Эльзу?
– Он мог стянуть Эльзины волосы, когда она приходила на примерку. – сказал Сигнус. – Сделал вывод, что и мракоборцы, и магляцкие полицейские на трансвеститов неадекватно реагируют, и превратился в настоящую женщину.
В зал вбежала Белла с рыжим париком:
– Тетяльбина, ты не хотела парики, а вот и пригодились! Джек Головорез блондинок режет!
– Сигнус, зачем ты читаешь при ребенке эти страшилки про маньяка? – вопросила Эльза.
Белла забралась на диван и нахлобучила парик ей на голову:
– Вставай, тетя Эльза, уходи! Одевай парик, тетя, а то тя Джек Головорез зарежет!
Сигнус поведал Барти свою догадку. Убиенную идентифицировали. Мари Селвин отказалась забирать труп.
– Это не мой сын! Вы мне женщину всучить пытаетесь...
Так трупешник портного Селвина остался в холодильнике мракоборского морга.

Альбину вызвали в участок по обвинению в убийстве. Барти сам настрочил за нее показания, ей оставалось только подписать: «Ошибочка вышла, думала, что убиваю сестру Эльзу, а это Селвин в нее превратился!» Но поскольку у Альбины был новорожденный ребенок, ее не взяли под стражу, а отпустили домой под подписку о невыезде.
Сигнус отправился к заклятому другу.
– Докажи, что твоя жена невиновна.
– У нее же алиби! Она все время со мной была...
– Ты – муж, лицо заинтересованное, твои показания не считаются.

Сигнус разбил стекло и, направив на себя палочку, прошептал: «Левикорпус!» и влетел в окно. Зажег Люмос, огляделся. В морге пахло хлоркой, вдоль стен тянулись пустые столы. Сигнус направился к холодильникам. Он по очереди открывал обледеневшие дверцы и вытаскивал наружу трупы, читая бирки на ногах. «Эльза Малфой», зачеркнуто, «Ричард Селвин». Сигнус выволок трупешник и отлевитировал на стол. Живот Лжеэльзы пересекал вертикальный point de suture[4]. Шею тоже зашили. Сигнус умом понимал, что перед ним всего лишь сумасшедший портной под оборотным зельем, но все равно видел в нем Альбину. Никогда зомбирование не отнимало у него столько сил, как сейчас.
Селвин поведал, что к нему на улице подошел «приличный мужчина» и спросил, сколько времени. Селвин решил познакомиться: назвал имя – Эльза, и предложил прогуляться в бар «Ядовитая Роза». И «приличный мужчина» его зарезал.
Допрос зомби ничего не дал Сигнусу. «Приличный мужчина, высокий, плотный, волосы светлые» – под такое описание и я подхожу, – подумал Блэк. Зомби сообщил только, что убийца – не женщина, – тут Сигнусу вспомнились рассуждения полицейских из «Молчания ягнят»: «Про маньяка мы знаем только две вещи: первая – он мужчина, потому что женщин-серийных убийц не бывает, и вторая – он белый, потому что все трупы – белые, а маньяки обычно нападают на представителей своей расы». Мановением палочки Сигнус отправил Селвина обратно в холодильник, восстановил стекло и аппарировал домой.

Выслушав рассказ про следственный эксперимент некроманта, Барти вздохнул:
– Сигнус! Магическое право не допускает приобщения показаний покойников к материалам уголовного дела. Привидение может оклеветать человека, а веритасерум к нему применить невозможно. А зомби не обладает волей. Будет озвучивать то, что некромант прикажет.
– Прах Салазара Слизерина... – начал Сигнус.
– Мы допрашивали его нелегально. Я оформил снятие магических параметров Риддла якобы с места ограбления. – сказал Барти. Следователь встал, прошелся по кабинету, закурил. Некромант молчал. Барти обратился к нему: – Сигнус! Ты, как и прочее простонародье, думаешь, что мракоборцы, суд, тюрьма – это одно и то же. Я – следователь-дознаватель, я хозяин только в своем кабинете, мое дело – выбить признание и отправить человека в СИЗО, а там – уже не моя территория, там – дементоры. Думаешь, почему твоя жена до сих пор не в СИЗО, а под подпиской о невыезде, и я до сих пор не передал ее дело в суд. Я хоть завтра закрою ее дело, – тут Барти нарисовал палочкой в воздухе светящуюся цифру. Цифра подплыла к носу Сигнуса, трансформировалась в руку и щелкнула Блэка по носу. – Иди, наивный ты человек.
Четыре зомби вынесли деньги из своих домов, и все равно сумма получилась меньше заявленной.

* * *

На первой странице «Ежедневного пророка» красовался заголовок: «Защищая свою семью, хозяин зарезал вора пилой» и помещался портрет семейства – мощный, как бык, с волосатыми ручищами, шотландец Джонатан Макнейр, его мужеподобная, с усиками жена, дочь – крашеная блондинка и младший сын Уолли. «Мы ходили в церковь, вернулись, а в доме вор орудует», – рассказал мистер Макнейр. Вора, безработного Фреда Петигрю, увезли в мракоборский морг. А Барти позвал Сигнуса.
– Я прощу тебе остаток долга и закрою дело твоей жены, но мне требуются твои услуги как некроманта.
Сигнус снова явился в мракоборский морг. Зомбировал вора. Фред Петигрю подписал чистосердечное признание в краже со взломом у Крэбба и у Лестранга. Зомби отвели в КПЗ, подвесили на шнурках от ботинок, и Сигнус снова упокоил вора.
Смерть безработного Фреда Петигрю в КПЗ оформили как самоубийство и выдали его труп жене.

Когда Макнейры, с крестами на шеях, жена и дочь – в платочках, выходили из дома, перед ними аппарировали мракоборцы.
– Мы в церковь идем. Ставить свечки за упокой души вора. – сказала миссис Макнейр.
– Гражданин, пройдемте! – возопил Барти. Четверо мракоборцев кинулись на Макнейра, вывернули ему руки, согнули пополам и аппарировали с ним в участок.
На четвертый день избиений Макнейр подписал признание, что он – Джек Головорез. Его судили и приговорили к пожизненному заключению в Азкабане.
На следующий день после вынесения приговора Макнейру нашли еще одну убиенную блондинку – Стефани Спинет, и опять в магическом квартале.
Мракоборцы явились в Крэбб-хаус и препроводили хозяина в кабинет Барти.
– Левикорпус!
Крэбб взлетел под потолок.
– Агглюцио! – Барти выпустил из палочки струю клея и приклеил волосы Крэбба к потолку. Опера раскачивали подвешенного ударами в живот.
– Подпиши признание...
С жутким треском с черепа Крэбба сорвался скальп. Мужик рухнул на пол, обливаясь кровью, но вскочил от пинка:
– Подпиши признание!
Тут Крэбб, обезумев от боли, выпрыгнул в окно с третьего этажа. Барти и два опера выглянули в разбитое окно, стараясь не пораниться об окровавленные осколки, торчащие из рамы. Распростертый прыгун стонал на асфальте.
С двумя переломами позвоночника Крэбб не присутствовал на суде. Приговор вынесли заочно. И оскальпированный Крэбб отправился в азкабанский лазарет.
Через два дня после вынесения приговора Крэббу Барти с опергруппой среди ночи были вызваны на труп. Он лежал под одиноким фонарем, тускло освещавшим парк при больнице св. Мунго.
– Зааважен, – констатировал судмедэксперт.
Опера ползали вокруг покойника, перемещая содержимое его карманов в пластиковые пакеты. Мертвые пальцы так крепко сжимали нож, что двум операм не с первого раза удалось их разжать.
К фонарному столбу была привязана крашеная блондинка. Вокруг блуждали две ведьмы – они-то и вызвали мракоборцев.
– Мы медсестры. Идем мы с работы – со второй смены в св. Мунго. Видим – такой приличный мужчина подошел к девушке, а она – «Авада Кедавра!» Мы выбили у нее палку Экспеллиармусом. Инкарцерусом к столбу примотали, начали делать мужчине искусственное дыхание «рот в рот» – вдруг еще жив... Заавадила! Поплакали и вас вызвали. – сообщили они мракоборцам.
– Это был маньяк! Джек Головорез! Он замахнулся на меня ножом! – прохрипела привязанная.
Мракоборцы отцепили ее от столба и уволокли в участок.
– У меня сейчас собака рожает – разродиться не может. Я пошла за окситоцином в круглосуточную ведьмоптеку при больнице. – рассказала задержанная, миссис Кэрроу. – Из кустов выскакивает этот – и на меня с ножом...
Миссис Кэрроу посадили за превышение пределов допустимой обороны.
Бесстрашным медсестрам выдали грамоты «За содействие правоохранительным органам в задержании особо опасного преступника».
А маньяк Джек Головорез, «приличный мужчина», оказался Джоном Трэверсом, инженером в управлении железной дороги. Начальник охарактеризовал его как образцового, ответственного работника. Никогда не опаздывал. Примерный семьянин. У него осталась жена, которая, конечно же, не догадывалась о ночном хобби благоверного, и двое детей.
У Крэбба, Макнейра, миссис Кэрроу, Фреда Петигрю, Эльзы Малфой и Сигнуса Блэка тоже остались дети. И когда они выросли, – они стали Жрецами смерти, чтобы отомстить мракоборцам.

* * *

У Абрахаса Малфоя украли машину – «Пежо», которую он припарковал в магическом квартале, на Дрян-аллее. Он подал заявление об угоне.
– Надо заплатить, – сказали ему в мракоборском участке, – тогда возьмем заявление.
Он заплатил.
На следующий же день мракоборцы нашли обвиняемого.
Не все колдуны живут в трехэтажных особняках. Доныне мы встречались только с родовитыми домовладельцами Блэками, Краучами, Малфоями и Лестрангами, но обитают в магическом квартале и граждане попроще, то бишь грязнокровки.
Дом, в котором Финнеганы снимали квартиру, назывался «Олимп».
Сначала мракоборцы звонили в дверь грязнокрового Финнегана с утра и говорили: «Мы соседи, вы нас заливаете». Им не открыли. Тогда они стали ломиком выбивать дверь. Зашли, сделали обыск, но Финнегана не было дома – он ушел в спортзал заниматься тэквондо. Дома была только его мать. Мракоборец вытащил из кармана ключи от машины и сказал, что это он нашел в шкафу.
Потом мракоборцы подогнали пожарную машину, влезли по пожарной лестнице в окно четвертого этажа и вытащили Финнегана.
Домовладелец, чистокровный, по фамилии Яксли, узнав от матери Финнегана, что дверь повредили мракоборцы, заставил ее ремонтировать за свой счет.

Блэки сидели у Малфоев, Абрахас рассказывал:
– Я с суда вернулся.
– Уже четыре года по судам блуждает. Финнеган признался, а машину ему до сих пор не вернули. – поделилась Эльза.
– Я понял, что Финнеган не виноват. Ему не в чем признаваться. Ведь он не знает, где машина. И мракоборцы сами не знают, где моя машина, поэтому не могут заставить его признаться. Уже четыре года сидит в СИЗО. Я сегодня на суде спрашиваю: «Сколько ж можно издеваться над человеком. Что мне сделать, чтоб закрыли дело этого Финнегана?»
– Напиши заявление, что у тебя ничего не угоняли, – посоветовал Сигнус.
– Спасибо, шурин! – воскликнула Эльза. Альбина хихикнула. Сигнус пожал плечами. Абрахас после возмущенной паузы продолжал:
– Финнеган сегодня заявил на суде, что оклеветал себя – мракоборцы били его и душили противогазом, заставляя подписать признание.
– Кажется, у него было твердое алиби?
– Он во время угона был в спортзале – занимался тэквондо. Сигнус, ничего не добъешься в нашем государстве от наших правоохранительных органов, которых мы с тобой, честные налогоплательщики, содержим! Невинного человека четыре года держат в СИЗО и судят за чужое преступление, а мою машину никто не пытается искать. Хотя я им приплатил, чтоб хорошо работали!
Сигнус пожал плечами.
– Зачем тебе была нужна эта машина? У меня машины нет и я не хочу ее иметь.
– Ты консерватор, Сигнус, и живешь по старинке.
– При чем здесь консерватизм, когда есть альтернативные способы перемещения. И намного более безопасные, чем эти чудовищные автомобили. У маглов вся молодежь в ДТП гибнет, аварии уносят больше жизней, чем все болезни вместе взятые... – поджав губы, высказалась Альбина.
Малфой не уступил:
– Ну, и при аппарации можно расщепиться. А задавая координаты для портала, ошибешься на дюйм – материализуешься замурованным в стену.
– Нет, Абрахас, ты подойди к проблеме с другой стороны. Жадность тебе глаза ослепила. А ты подумай: нет у тебя машины – не попадешь в ДТП. Вспомни, как лихачи-маглы друг друга подрезают, и их изуродованные трупы вытаскивают из-под искореженной груды металла. У нас не должно быть общих точек пересечения с этой тупиковой ветвью эволюции, истребляющей вокруг себя всё живое. А такие, как ты, Абрахас, становятся зависимыми от магляцкой техники, способствующей паразитарному существованию, и от этого твоя Сила зачахнет.
Абрахас не успел придумать ответ – к взрослым подошла Нарцисса и за руку вытянула Эльзу в коридор. Тетка с улыбкой позволила девочке увести себя. Нарцисса протянула ей тряпичную куклу Смерть с косой:
– Я сама ее сшила. У меня нет настоящей куклы. Тетя Эльза, давайте меняться, вы мне нормальную куклу купите, а я вам эту отдам...
– У тебя есть мама и папа. Пусть они тебе игрушки покупают.
– А у них денег нет! А у вас есть, вы себе машину купили, мракоборцам заплатили...
– Хорошая девочка, – Эльзу передернуло.
В этот момент из соседней комнаты раздался истошный визг, вопль: «Эй! Стоп! Хватит!», распахнулась дверь и наружу хлынул мощный поток воды. Посреди комнаты стоял Люциус, а волшебная палочка у него в руке вибрировала, изрыгая водопад. Мокрые Белла и Андромеда прижались к стенкам.
– Я не могу это остановить! – проорал мальчик. – Мама, помоги! – Палочка вырвалась из его руки и отлетела в угол, продолжая орошать комнату потоками воды.
Эльза позвала домового, тот наложил осушающее заклинание. Остановила водопад и вернула сыну орудие труда.
– У Люциуса всегда так. – сказала Белла. – У него или ничего не получается, или так получается, что лучше б вообще не получилось...
Возвращенцы из Хогвартса неделю назад закончили первый класс и изображали умудренных жизненным опытом, престарелых магов. По рассказам Люциуса получалось, что учиться – невероятно сложно, а Белла утверждала, что в Хогвартсе кормят лучше, чем дома.
Люциус принял позу конферансье и в полупоклоне простер к Белле руки.
– А теперь сама дерзай. Покажи малышне, чему ты за год научилась.
Белла выпустила из палочки стайку золотистых птичек. Пташки покружились по помещению и растаяли. Младшие сестры ахнули, а Люциус заявил:
– Не впечатляет. У Снейпа они еще и поют.
– А у Крауча птички облепили своего создателя и начали его клевать, помнишь?
Возвращенцы из Хогвартса захихикали.
– А помнишь, как Крауч перестарался с Вингардиум Левиосой? – подхватил Люциус. – Две парты полетели, профессор Флитвик – под потолком, горшок с фикусом летал, книжки...
– Это не подвиг – Флитвика запустить, он гоблин. Вот если б у него Хагрид полетел!..
– ...И не прилетел! – захохотал Люциус.
– Хагрид – это учитель, да? – уточнила Андромеда.
– Профессор нежитеведения, ростом больше двух метров. У него отец – великан, а мать – человек. Или наоборот.
– Люциус, как ты это себе представляешь – великан ростом 5-6 метров и человеческая женщина? – хрюкнула Белла.
– Ну тогда я не знаю! Он же не гомункулус.
– Что это такое? – спросила Нарцисса.
– Средневековые алхимики пытались вырастить гомункулуса. Брали сперму...
– Фу, Люциус! Что ты такое говоришь, здесь дети!
– Белла, это литературное слово! Короче, брали они эту... жидкость, наливали во флякончик и закапывали в землю на 14 дней. Откапывали и 9 месяцев ежедневно «подкармливали» человеческой кровью. И верили, что через 9 месяцев там будет сидеть гомункулус, только маленький, 6-7 дюймов. – Люциус показал на пальцах.
– Находились же придурки, в такое верить. – не впечатлилась Андромеда.
– А откуда они брали столько человеческой крови? – поинтересовалась Нарцисса.
– Каждый день себе пальчик накалывали, кап-кап в пробирку, понемножку. – предположил Люциус. – Людям себя не жалко...
– Люциус, а не хочешь сделать гомункулуса?
– Белла, это ж глупость. Невежественное средневековье.
– А ты возьми эту пробирку и каждую ночь накладывай на Снейпа немотный сглаз, чтоб не орал, и выпускай у него немножко кровушки – подкармливай гомункулуса. Грязной кровью Снейпа!
– Белла, мы подружились! Мне не важно, что он грязнокровка. Он умный, мне с ним интересно. С ним можно обо всем поговорить и много нового узнать. Тебе что, завидно, что грязнокровка больше тебя знает?
– Все – люди как люди, а Снейп – БОГ!!! – фыркнула Белла. – Тебе выгодно с ним общаться, потому что ты у него списываешь!
– Я Северуса очень уважаю. Он сильный человек, у него есть цель – вырваться из маглятника, и он доказывает, что он умный. Когда он пришел в школу 1 сентября, он уже выучил все учебники и оттренировал все заклинания из них. И я с ним живу в одной комнате и вижу, что он не почивает на лаврах, а беспрерывно учится и узнает что-то новое, превышающее рамки наших домашних заданий. Я бы не смог себя заставить, а ему это интересно.
– Я рассказала папе про Снейпа, и папа сказал, что был всего один такой случай, когда в наш колледж попал грязнокровка. Теперь второй – Снейп.
– На него в поезде напали Сириус с Поттером, Люпиным и Петигрю. Он увидел, что они пошли в Гриффиндор, и поэтому попросился в Слизерин.
– Обмен телами. – фыркнула Белла. – Сириус тоже удивил, когда пошел на поводу у тех клоунов, с которыми ехал в поезде, и попросился вместе с ними в Гриффиндор.
– Когда тете Вальпургии прислали поздравлялку, что Сириус поступил в Гриффиндор, тетя очень расстроилась. – сообщила Андромеда.
– А мы с Люциусом его побили за предательство. – сказала Белла. – У него были синяки под глазами.

* * *

Малфои возвращались домой с аукциона – ходили на Рабский рынок покупать домового эльфа, но не выбрали ни одного подходящего.
Багровое солнце лопнуло, как огромный пузырь с кровью, разбрызгав по оранжевому небу всполохи-протуберанцы и прочертив алую линию, впившуюся в перекресток трех дорог, рассекая его на зеркальные половины. На дороге появилась изрезанная машина. Из крыши была вырезана голова на длинной шее, обрамленная металлическими щупальцами; разрезанные и загнутые кверху дверцы напоминали рудиментарные крылья. Зазубренные края разрезанного металла хлопали и скрежетали. Переваливаясь на четырех колесах, железное подобие Лох-Несского чудовища не ехало, а ковыляло, грохоча и хрипя. Приближаясь к Малфоям, металлический монстр повернул голову и прожег дыру в закате живыми, бело-зелеными глазами из холодного огня.
Ворота сами собой распахнулись, и механический монстр въехал в сад, где скрылся за кустами живой изгороди.
– Мракоборцы пригнали твою машину? – предположила Эльза.
– Они ее изрезали! – возмутился Люциус.
Абрахас устремился в сад. По направлению к крыльцу полз тот же монстр, но уже не из железа, а из плоти, с диагональной раной на боку, вместо крови оставляя за собой дорожку слизи. Хлюпая и чавкая, раненый Ктулху прополз в дом.
Две черные тучи, некрозные пятна на оранжевом теле неба, снизились и уплотнились – это к дому подлетели две химеры: женщина с летучемышиными крыльями вместо рук и когтистыми трехпалыми лапками со скакательными суставами – вместо ног. Вместо волос у нее на голове росли живые змеи. Но тело было человеческим, и лицо можно было бы назвать красивым. Ее сопровождал фавн – козлоногий, со скакательными суставами, и с серыми крыльями на спине. В руке он держал топор. Не обращая внимания на остолбеневших Малфоев, химеры влетели в окна.
Заглянув в окно собственной кухни, Абрахас увидел, что Ктулху вырос в два раза. Его щупальца занимали всю кухню. В потолке открылся люк, и оттуда вниз головой свесилась рукокрылая женщина, протягивая Ктулху поднос с человеческим мозгом. Ктулху принял щупальцем подношение и отправил мозг себе в рот. За столом крылатый фавн аккуратно распиливал пилой три отрубленных головы домовых эльфов, извлекая мозги.
На лестнице вверх ногами распростерлось безголовое тело домового эльфа. Ктулху склонился, разверз пасть – черный провал серди шевелящихся щупалец – и начал заглатывать эльфа. Сначала в пасти исчезли ноги. Ктулху корчился, производя глотательные движения, словно натягивал себя на тело жертвы, как чулок на ногу; и наконец эльф провалился в пасть полностью. В ране на боку Ктулху Абрахас увидел грязно-абрикосового цвета загогулины кишок, похожие на завитки локонов русалки. Он видел пищеварение Ктулху насквозь. Желудок изнутри был покрыт зубцами. Тело эльфа измельчилось в фарш. Хлынул пищеварительный сок, придавший фаршу коричнево-розовый цвет. Фарш растворялся в булькающей и пузырящейся массе, похожей на извержение грязевого гейзера, и выливался, капая из раны на пол. Когда в желудке Ктулху остался только густой соус, открылся клапан и жидкость хлынула в студенисто-зеленую кровь, обогащая ее.
Малфой схватил за руки жену и ребенка и аппарировал, с перепугу плохо соображая, куда.
В глубоком овраге, куда жители близлежащего частного сектора сбрасывали свой мусор, какой-то безумный магл выкопал котлован и заложил фундамент. Но стройка уже две-три недели была заброшена. Вокруг валялись шлакоблоки и доски из разломанного забора. Малфои материализовались в глуби котлована, на трубах, торчащих из фундамента.
Они решили заходить в собственный дом только с мракоборцами.

* * *

Бутон розы на кованой решетке ворот Малфой-мэнора распустился змеиной головой, которая спросила: «Кто там?»
– Сигнус Блэк.
– Цель посещения?
– Пришел пообедать к родственникам...
Ворота растворились.
Яркость зелени резала глаза, как нарисованная, ненастоящая. Казалось, что сад замер, заледенев от мертвенного дуновения – деревья не колыхались на ветру, ни одна травинка не шелохнулась, насекомые исчезли, словно Сигнус вступил не в живой сад, а в восковой, и его окружают мастерски выполненные, но безжизненные копии растений. Сигнус толкнул дверь и вошел в дом. Тишина. Заглянул в зал – на диване сидел остолбеневший Абрахас с газетой, его глаза остекленело смотрели в одну точку, не моргая. Горничная застыла с тряпкой в руке. У окна Эльза стояла столбиком, с полуоткрытым ртом – видимо, обездвиживающее заклинание настигло ее на полуслове. Ребенка не было. Сигнус прошел по комнатам и обнаружил, что в кухне эльф-повар замер над плитой, и даже огонь под кастрюлей застыл холодным сгустком оранжевой плазмы.
На один безумный миг Сигнусу показалось, что в Малфой-мэноре обосновался Том Риддл, парализовав хозяев мечом Салазара. Сигнус выбежал из мертвого дома, огляделся. Его окружало прежнее безмолвие и оцепенение. Он закурил и почти бегом направился к воротам. Перед выходом оглянулся. Под ивой на качелях сидела рукокрылая химера. Сигнус не растерялся:
– Авада Кедавра!
Химера вспорхнула, скорбно-презрительно взглянув на Сигнуса. Зеленый луч ударил в пустоту и рассыпался искорками, раскатившимися по траве, как изумруды. Пока искорки гасли, Сигнус почувствовал упадок впустую выброшенных на мощное заклинание сил – недоумевающий страх переродился в ярость непонимания происходящего. После безрезультатной Авады наваждение спало, иллюзия безжизненности исчезла, снова зашелестела листва, зашептали живые трава и кусты, не похожие на восковые раскрашенные копии. Сигнус уже не боялся, начиная осознавать иллюзорность открывшегося ему зрелища, и тогда сущности, завладевшие этим домом, совершили ошибку.
– Сигнус! – позвал голос цвета меда, сделанного из свежескошенной луговой травы со срезанными цветками клевера в ней и гудящими над ней пчелами и шмелями. – Сигнус! – переливался голос сиреневым смехом цвета цветка-колокольчика.
У химеры исчезли крылья, она обвила ранеными руками шею Сигнуса и поцеловала его в губы. Блэк отшатнулся – вместо рукокрылой женщины к нему прижимался мертвый, холодный девочкомальчик с пушистым ирокезом.
Сигнуса нужно было пугать необъяснимым, а не показывать ему самое неприятное его воспоминание. Сигнус своего боггарта знал и не боялся – бояться нечего, когда знаешь, что перед тобой и как его устранить. Зря Авадой кидался, здесь нужен Ридикулус.
От Ридикулуса боггарт, недальновидно принявший облик Билли, обиженно всхлипнул, вскинул руки над головой и начал бледнеть и таять, его ноги растаяли в серую мглу, поднимавшуюся все выше, застилая и растворяя тело – не материальное, но призрачное. Боггарт растаял.
– Гражданин! – рявкнул сзади грубый голос.
В сад входили Малфои с участковым мракоборцем Скримджером, который уже собрался задержать Сигнуса как вора.
– Нашествие боггартов на Малфой-мэнор. – объяснил Сигнус. – Я пришел в гости, в доме никого, одни боггарты.
– В доме боггарты, а вы, граждане, участкового вызываете, – бухтел Скримджер, – обращайтесь к спецопергруппе. – и аппарировал.
– Одного я уничтожил, – сказал Сигнус, – но в доме еще несколько.
Малфои вызвали Ранульфа Лестранга. Охотник примчался, перевел вредноскоп в режим поиска и обошел дом и сад, виртуозно вылавливая боггартов и сажая в бездонный чемодан.
– Отборные боггарты, – приговаривал охотник, – какие крупные, мощные, любо-дорого! И сразу трое, какая удача! А четвертого – вы, мужчина, говорите, вы его уничтожили? Какая жалость!
Лестрангу заплатили, и он отбыл.
Сигнус подумал, что господин Лестранг сам подбросил боггартов в Малфой-мэнор, чтоб его вызвали и дали ему заработать.
А Малфои подумали, что это Сигнус подкинул им боггартов.
– Он нам позавидовал!
На следующий день Эльза зашла к сестре и, улыбаясь на 52 зуба, подарила племяннице большую фарфоровую куклу в желтом кружевном платьице, голубоглазую, с черными кудрями из настоящих волос. Кукла моргала глазами, ходила и говорила: «Привет. Пойдем гулять. Обними меня».
Нарциссе кукла понравилась. Она играла с ней, везде носила за собой и назвала ее Кэти.
Через три дня кукла самовозгорелась у Нарциссы в руках. Девочка с воплем отшвырнула игрушку в угол, и пламя перекинулось на мебель.
Огонь залили водой. По комнате расползся удушливый запах обгорелого поролона из изуродованного кресла, ковер дымился, черные клочки обоев свисали по контурам выгоревшего пятна на стене. Пластмассовая ручка шкафа оплавилась и закапала на пол, нижняя дверца шкафа покрылась серыми пятнами копоти. Подгоревшее на груди детское платьице свисало со спинки стула, как безжизненная фигурка мертвого ребенка. Нарцисса мочила под краном красные ожоги на руках.
Альбина подобрала обгоревшую куклу и понесла выбрасывать. Обугленная кукла в черных лохмотьях сказала: «Привет. Пойдем гулять. Обними меня».
– Почему ты, Сигнус, ее не проверил на Sarno Bale Scannum?
– Я не умею! – фыркнул некромант.
– Так отнес бы эксперту, чтоб проверил.
– Я не подумал, что твоя сестра принесет к нам в дом порчу!
– У Эльзы хватило подлости украсть у меня жениха прямо со свадьбы.
– А ты до сих пор жалеешь, что ты не миссис Малфой?
– Не цепляйся к словам. Эти Малфои натравили на тебя боггартов...
– Ну, я же тебе говорил – я думаю, что боггартов им подбросил сам Лестранг. Хотел заработать.
– ...и подарили нашей дочери прОклятую куклу.
– Уничтожь ее.
– Нет. Мы должны выяснить, проклята ли она. Хотя мне это и так понятно.
– И что? Будешь подавать в суд на Эльзу, размахивая заключением экспертизы?
– Я напишу заявление в мракоборский участок! Она хотела сжечь моего ребенка.
– Остынь! За экспертизу – платить. За то, чтоб они приняли заявление и работали – тоже им платить. А Малфои дадут взятку, чтоб мракоборцы закрыли дело.
Через несколько дней после пожара Альбина зашла к сестре. Лучезарно улыбаясь, еще раз поблагодарила Эльзу за куклу – «Нарцисса так ее полюбила, все время с ней играет!» и пригласила Люциуса на пляж – «пусть погуляет с моими детьми».
Эльза отпустила сына.
Выйдя за ворота Малфой-мэнор, Альбина крепко схватила племянника за руку и аппарировала с ним на пляж. Люциус спросил:
– А как же Белла? Вы, тетя, говорили, что с нами и ваши дети пойдут...
Альбина превратила его в рыбу и бросила в море.
Когда стемнело, Эльза позвонила сестре:
– Люциус еще у тебя?
– Мы с девочками часик погуляли, и я посадила его в автобус. А что, он еще не дома???
Но сын Малфоев не появился ни через час, ни через день, ни через два. На третий день Эльза принесла в мракоборский участок заявление «Ушел из дома и не вернулся» и прибавила такой денежный стимул, что мракоборцы бросились на поиски.
Альбину вызвали к следователю Кингсли Шеклоболту, молодому негру, который в этом году закончил Мракоборскую академию – это было его первое дело. Она рассказала, что по пути с пляжа посадила племянника в автобус. Кингсли опросил всех водителей и кондукторов «Ночного рыцаря», но никто не узнал мальчика с фотографии.
Шеклоболт решил еще раз побеседовать с Альбиной Блэк, последней, кто видела Люциуса живым. Может быть, дети Альбины столкнули двоюродного брата в воду, а мать их покрывает, – предположил дотошный негритенок.
Он применил к свидетельнице веритасерум.
Узнав, что мальчик Люциус плавает в море рыбкой, Шеклоболт решил вытащить из моря всю рыбу. Для создания такого мощного магического зова требовались объединенные усилия мракоборцев всего города! Шеклоболт отправился согласовывать дальнейшие действия с начальством.
Начальник отдела сделал вывод, что энтузиазм следователя подогрет малфоевским денежным вливанием, и потребовал у Шеклоболта поделиться.
Кингсли изобразил глубокое недоумение:
– Сэр Крауч, миссис Малфой мне ничего не платила! О чем вы говорите, какие деньги, сэр?! Я глубоко сочувствую горю матери, потерявшей ребенка, и помогаю ей вернуть сына...
– Говоришь, не платила?
– Нет, сэр Крауч! Что вы, сэр! Никаких денег я не получал!
Барти вытащил из сейфа пачку заявлений об уходе по собственному желанию, нашел шеклоболтовское и помахал им перед курносым носом негра.
Барти повысили в должности за раскрываемость:
Некто Браун взял у колдомедика справку, что ему можно заниматься тэквондо. Его на тренировке ударили ногой, от удара разорвалась печень, и он умер. Барти посадил колдомедика, который дал справку.
Потом Барти посадил восьмидесятилетнего мужика за 40 убийств и 27 изнасилований. Он признался. Барти оформил его как серийного маньяка.
Предыдущий начальник отдела вышел на пенсию, и его место занял Барти.
В первый же день работы на руководящей должности Барти Крауч заставил всех сотрудников написать заявления об уходе по собственному желанию – с подписью, с печатью, но без даты, и сложил их в свой сейф. «А дату успеем поставить», – пообещал он.
И вот недрогнувшая рука начальника выводила дату на первом заявлении.
– Идите, безработный Шеклоболт. Расчет получите в бухгалтерии, все ж две недели вы отработали.
Кингсли встал на учет в центре занятости.
Через два дня к Шеклоболту явились мракоборцы и препроводили его в участок. После двух Круцио он подписал признание, что превратил мальчика в рыбу.
Дело передали в суд. Эльза Малфой стонала:
– Что же мне делать? Как мне вернуть моего сына?
– Наверняка вашего мальчика уже выловили рыбаки. – сказал Барти.
– А-а, я сегодня на обед рыбу ела! – взвизгнула Эльза.
Абрахас тихо спросил у Крауча, сколько стоит организовать магический зов. Предстояло вытянуть из моря всю рыбу, согнать ее в огороженный сетями док и сканировать на следы трансфигурации.
Отец понимал, что надежда на успех мероприятия призрачна – рыбаков на побережье много. Если мальчик не погиб с голоду – он ведь не знает, где искать пищу. Если не проглочен хищными рыбами. Если не уплыл в океан.
Поиски одной маленькой рыбки среди всех обитателей прибрежных вод пробили большую брешь в малфоевском бюджете.
Узнав, какую сумму Абрахас заплатил мракоборцам за труды, Сигнус заметил:
– И ты в это веришь? Следователь Шеклоболт пошел на море, увидел пацана, тот ему чем-то не понравился, – и превратил его в рыбу?
– Мракоборец хуже дементора. – ответил Абрахас.
– Да, когда ему нужно выполнить план по раскрываемости. А в данном случае ему было не выгодно превращать мальчика в рыбу. Мракоборцы просто так, по злобЕ, ничего не делают. Барти Крауч над тобой издевается, Абрахас, а ты ищешь своего сына среди рыб.
– Где же мне его искать, Сигнус?!
– Сделай другого.
– Да, Сигнус, мне тоже интересно, как твоя жена проглядела, как Шеклоболт превращал Люциуса в рыбу.
– У нее спроси.

На суде Кингсли отказался от собственных показаний, заявив, что расист Барти Крауч применял к нему Круцио.

Дежурный дементор в СИЗО наотрез отказался пускать Барти в камеру подсудимого.
– Не положено, – бухтел дементор, – здесь не ваш участок, вы тут не хозяин... Обращайтесь к начальнику!
Полупрозрачно-серебристый лев вырвался из палочки и, взмахнув косматой гривой, оскалил на дементора огромную пасть. Дементор бросился наутек, преследуемый мягкими беззвучными прыжками патронуса.
Негр Шеклоболт сидел на нарах, уныло созерцая небо в клеточку. При виде бывшего начальника негр начал угрожать:
– Карьера у вас полетит. Я уже передал моему адвокату показания миссис Блэк, данные под веритасерумом, и у него в думоотводе – мое воспоминание, как вы вымогали у меня взятку, я вам не заплатил, и вы из мести и расизма заставили меня признаться. Мои родственники позаботятся, чтоб вы пошли под суд. И мои родственники объединятся с господами Малфоями – им тоже интересно посадить истинную виновницу, и вы с ней в соседней камере сидеть будете!
– Империо. Вешайся на шнурках от ботинок!
Шеклоболт повесился. Убедившись, что бывший сотрудник больше не хрипит, Барти покинул камеру.

* * *